— Это радио K.X.Y.Z (Коммерческая радиостанция в Хьюстоне, штат Техас), лучшие хиты сегодняшнего дня. — раздалось из динамика.

Женщины замерли на месте.

— А сейчас пришло время для специального номера и самого лучшего мюзикла.

— Выключи! — пискнула Тиффани. — Быстрее!

— Так что прибавьте громкость! — говорил ведущий.

— Не паникуй, я сама, — сказала Хейзел, хватаясь за радио и внимательно его рассматривая.

— Хейзел... — начала Тиффани.

— И приготовьтесь двигать телом! — разносилось из приемника.

— Я сказала, что разберусь... здесь должна быть кнопочка громкости...

— Хейзел!

Радиоприемник выскользнул из рук Хейзел, когда на всех басах зазвучала песня "(I've Had) The Time of My Life" (песня, исполненная Биллом Медли и Дженнифер Уорнс в качестве финальной песни к фильму «Грязные танцы»).

Хейзел подняла голову и проследила за движением пальца Тиффани, указывающего на темное поле за своей спиной. В ночи она едва могла различить, что движется к ним.

Но оно выглядело большим. И голодным.

Орда оживших трупов приближалась, некоторые из них были реквизитом, по которому ползала Хейзел, некоторые — съемочной группой, только что ожившей в виде суперсолдат зомби с розовой кровью, сочившейся из глаз. Орда мчалась к ним с широко раскрытыми розовыми челюстями и одним ясным намерением — убить!

— Вот черт, — сказала Хейзел, когда гитара из динамика заглушила ее нецензурный возглас.

****

Хейзел и Тиффани бежали так быстро, как только могли унести их ноги, уворачиваясь от столов и костров, пока не оказались в углу перед двенадцатой звуковой сценой; орда обступила их и ждала.

— Что дальше? — спросила Тиффани, вытирая пот со лба.

Когда начался припев, Хейзел схватила свободную острую ножку от опрокинутого стола для пикника и сказала:

— Мы будем сражаться!

Она бросилась на тварей, издав первобытный крик, который, казалось, испугал даже оживших зомби. Не желая оставлять Хейзел на произвол судьбы, Тиффани схватила единственные предметы, которые смогла найти, — вилку и нож для масла — и присоединилась к подруге.

Они сражались бок о бок, обходя оживших, уклоняясь от ударов, нанося удары, разрывая нападавших на части. Кровь, кишки и розовая жижа лились вокруг них. Численность орды уменьшалась по мере того, как Хейзел и Тиффани нарезали кубики и продирались сквозь тела.

Когда песня замедлилась, дойдя до своего главного момента, женщины остановились, чтобы перевести дух, полагая, что путь свободен.

Но это было не так.

За Хейзел поднялся последний бродяга, его розовая жижа и изуродованная рука привлекли внимание Тиффани. "Человек-плеер". Большой мутант уборщик.

— Хейзел! — Тиффани бросилась к подруге, ее ноги были тяжелыми, как бетон, когда существо, стоявшее позади Хейзел, бросилось на нее. — Нет!

Хейзел, не успев среагировать, увидела, что Тиффани направляется к ней, держа наготове вилку и нож. Девушка испугалась, решив что подруга сошла с ума и нападает на нее. Когда Тиффани бросилась на уборщика с плеером, Хейзел пригнулась и пропустила Тиффани, перебросив ее тело через себя, в воздух.

Тиффани перехватила "Человека-плеера", воткнув вилку и нож в оранжевую пену в том месте, где должны были быть его уши. Стукнувшись об монстра Тиффани отлетела обратно.

Все трое рухнули на землю. "Человек-плеер" упал на радиоприемник, разрушив его, а столовый прибор впился в его череп так глубоко, что выплеснулось несколько горячих розовых сгустков мозга.

Хейзел, измученная, повернулась к Тиффани и уставилась на нее в полном изумлении.

— Что? — Тиффани выдохнула. — Я видела, как ты делала то же самое в "Резне младенцев".

Хейзел на мгновение задумалась, потом кивнула.

— Чертова пятерка, Тифф. Хороший прыжок, но в следующий раз предупреждай заранее!

Обе женщины поднялись, отряхиваясь и осматривая местность. Их оттеснили на двенадцатую звуковую сцену, вокруг них было навалено не менее двадцати разорванных тел.

— Давай потанцуем, — сказала Хейзел, перешагивая через тело "Человека-плеера".

— Э-э-э... — начала Тиффани, подняв палец и указывая за спину Хейзел. — Ради всего святого, ну что еще?

В этот момент позади них что-то завыло, сотрясая землю, на которой они стояли.

— О, да ладно! — воскликнула Хейзел, когда они с Тиффани повернулись и увидели, как Джерри — или то, что когда-то было Джерри — поднимается со съемочной площадки "Оборотней-нацистов с горы Гор".

Он возвышался над Хейзел и Тиффани: лохматый ковер, который когда-то был его шерстью, теперь был гладким и ровным, мускулистые руки и острые когти — самыми настоящими, а из оскаленной пасти текла слюна. Его нацистский шлем полностью раскололся. Остался только идеально уложенный ирокез, горяче-розовый и совершенно панковский.