Как-то в баре Петра Петровича окликнул крупный мужчина, по виду похожий на толстого состоятельного крота.

– Порфирий!
– орал крот, - вот ты где! Вербуешь малыша?

Пётр Петрович рассмеялся, но было видно, что он недоволен.

– Нет, я Пётр Петрович, Порфирий - это прозвище. От «Порфироносный», понимаете… такое. Я ведь в прошлом византинист. Истфак, увлечения молодости, цари в алых облачениях, колесницы и неминуемая гибель Второго Рима.

Толстому состоятельному кроту, впрочем, разрешили подсесть за столик.

– Берегитесь, Лебядкин, - предупредил Пётр Петрович, впервые назвав капитана по фамилии, и капитан понял, что фамилии Петра Петровича он так и не узнал.
– Берегитесь, мой однокурсник Свидригайлов держит порностудию и первым делом будет вербовать вас в актёры.

– А что?
– хохотнул Свидригайлов.
– У него хорошая фигура, тут вот изгибчик такой… Но приходите, мой юный друг, сами увидите, у нас интересно. У вас сколько сантиметров?

Капитан сходил к Свидригайлову, но не был впечатлён. Злые пульсы по-прежнему бились у него в висках только, когда он думал о госпоже Карлсон.

И в какой-то момент произошло чудо, впрочем, почти такое, какое он себе представлял, когда взмахивал гантелями в такт крикам за стеной. Однажды девушка провела его в особую комнату, о которой он не подозревал. Его положили ничком и привязали к огромной кровати. Ну что ж, и на это нужно пойти для продвижения к цели. Он приготовился потерпеть удары плёткой, но тут услышал лёгкие шаги. В комнате появился кто-то ещё, и вдруг боль унижения наполнила его, мешаясь с обычной болью. Плётка, впрочем, тоже воспоследовала.

Когда он, шатаясь, выбрался из этой комнаты, его пригласили к чаю. Сидеть было трудно, но он не подавал виду.

– Вы хорошо держитесь, молодой человек, - меланхолично заметила госпожа Карлсон.
– В вас есть некоторый, я бы сказала, стержень.

Её секретарша хихикнула.

Боевой топор висел над старухой, как дамоклов меч.

С этого момента визиты капитана стали проходить несколько иначе.

Пётр-Порфирий на встречах стал, как бы невзначай, намекать, что большое богатство - большая ответственность, и время узников замка Иф прошло. Они не приобретают графского достоинства, а просто не выбираются из мешка под водой. Таково византийское свойство Третьего Рима.

Однажды Свидригайлов напился и, хлопнув капитана по плечу, спросил, поделились ли с ним уже «Московским битом». В этом городе ничего нельзя было утаить, а может, за капитаном просто следили. Для этого не нужны были старомодные топтуны, достаточно было подключиться к камерам у подъезда и в подъезде. Его будто накрыли прозрачным стаканом, полным людоедства.

Но всё же капитан сделал непонимающее лицо, а Свидригайлов прикусил язык.

Он перевёл разговор на литературу и заявил, что в новом мире посадить должны Соню Мармеладову, а Родион Романович будет мучиться и изредка приезжать на свидания. А человек без фамилии станет Тельмангдлянивановым и мудро потом исчезнет. Или же сыграет в любительском фильме, снятом в бане.

Постепенно картина складывалась, она ткалась из обрывков разговоров, газетных новостей, намёков Петра Петровича и болтовни Свидригайлова. Капитан понял, что у старухи уже есть коды от поля «Московского бита». И это случилось как-то помимо него. «В конце концов, - подумал он, - необязательно ни на ком жениться. Можно просто потребовать код. Пробраться в квартиру, ему откроют, как своему, и он достанет табельный пистолет… Нет, стрелять нельзя, нужно сделать так, чтобы во всём обвинили секретаршу. И дальше… Дальше всё будет хорошо».

Он вспомнил, как Пётр Петрович как-то назидательно говорил:

– Что такое уникальная невскрываемая дверь? Это всё глупости. Если надо, то просто у тебя за спиной встанут специальные люди, и ты откроешь эту дверь сам. Они войдут вслед за тобой в дом и посадят тебя за компьютер. И ты вспомнишь коды и пароли, пусть даже это продлит твою жизнь всего на пятнадцать минут. Единственная ценность в жизни - это наши замечательные советские люди, как говорил один мой начальник.

После ночи утомительной любви он прокрался в гостиную, снял со стены топорик, а потом сделал несколько шагов по коридору в запретную зону.

Он тихо открыл дверь в кабинет госпожи Карлсон и успел увидеть старуху, безмятежно сидевшую в своём кресле у большого экрана.

Грохнули три выстрела. Капитан рухнул на пол, так и не вынув руку из подмышки. Под ним мгновенно стала натекать лужа чёрной липкой жидкости.

Госпожа Карлсон продолжала сидеть в своём кресле. Единственное, что она сделала — аккуратно положила пистолет на стекло письменного стола.

Её наперсница вбежала в комнату и тут же замерла с открытым ртом. Ужас распирал её, но привыкшая к порядку своей хозяйки, она давилась криком, как яблоком.