Были, впрочем, случаи народного рукоделия по переделке одних флагов в другие — в 1989 году в Румынии из центра флага вырезали герб социалистического государства так же, как за сорок пять лет до этого выдирали белый круг со свастикой из нацистского стяга. Французские коммунисты скатывали национальный флаг к древку так, чтобы оставалась торчать только красная полоса. Ну и тому подобное далее.

Тема государственных и прочих флагов, надо сказать, что она безбрежна, как обсуждение любой мистической и символической системы. Сейчас люди лихорадочно ищут новой сословности. Повсеместно желание флага и герба не только у государственного образования, но и у всякого учреждения, вплоть до геральдики частного человека. Удивительно, почему ещё не утвердили флаг и герб Земли. Задумок в этом плане много, но все они какие-то неловкие. Не говоря уж о том, что считать общим флагом планеты голубое полотнище ООН сейчас может только безумец.

Если мы поймём, как устроено это желание, то, наверное, поймём и всё остальное в человечестве.

IV. Ночное дело

Есть две картины, написанные, практически, с разрывом в один год — на самом деле в 1953 и 1954.

Судьба бывает несправедлива к художникам, она назначает «самой известной работой» совсем не то, над чем человек мучился, или, может, любил сам среди того, что сделал. Но, положа руку на сердце, оба этих художника работали вполне в жанре обычного соцреализма. Но нас интересует не качество конкретной работы, а жизненная ситуация. Так сказать, бытоописание.

Причём судьбы этих художников были вовсе не рядовые. Вот художник Фаттахов пошёл добровольцем на финскую войну, на следующей войне попал в котёл под Белостоком, убежал из немецкого лагеря, попал во французское Сопротивление, вернулся, стал в 1946 членом Союза художников, прожил долгую жизнь и умер в 1981 году. Говорили, что он был весёлым и хорошим человеком — и в такие вещи надо верить, пока три раза не доказано обратное. Но биографическая справка о нём проговаривается «Обладал высокой работоспособностью, мог писать картины от рассвета до заката» — это и видно. Просто потому что все эти «Утро председателя колхоза» будто взяты из романа Ильфа и Петрова.

Второй художник, который попал в это повествование Абрам Векслер. История знает ещё Абрама Соломоновича Векслера, художника и кинематографиста, но наш Векслер — Абрам Иосифович — жил Одессе. Он родился в 1910 году на Черниговщине, окончил «Одесский художественный институт», преподавал в Херсоне, попал на войну и написал множество картин — портретов стахановцев, встречу китобоев (у нас одно время гордились китобойной флотилией «Слава», но потом как-то устыдились). Векслер умер на год позже Фаттахова — в 1982.

Но история про то, что в 1953 году Фаттахов написал картину «Кляузник», а Векслер — картину «Доносчик». Слово «кляузник» у нас какое-то гражданское, страшное, да не очень. А вот «донос» будет несколько жёстче. Две эти картины очень похожи, не говоря о том, что можно подумать, что у них один автор.

Вот смотрите: у Фаттахова кляузник находится в состоянии экстаза. Он машет руками и вообще делает движения, «будто ввинчивает что-то в воздух».

На столе его стоит стандартная советская лампа (такая дожила в нашем доме до моего детства). Правда, колпак её сдвинут, и она светит кляузнику в лицо. Писать так совершенно невозможно.

На столе слева лежат обрывки черновика, стоит четвертинка водки с сургучной головкой, стакан и надорванная пачка «Беломорканала». Пишет кляузник ручкой-вставочкой (чернильница стоит под его рукой). В Сети растиражирован вариант картины, где кляузник — левша. Не могу понять, кроется ли в этом какой-то символизм, но тут я выбрал вариант, где персонаж держит своё приравненное к штыку обычным образом.

Сзади — кровать, на которой горкой сложены подушки — сейчас так уже постели не стелят, а раньше было повсеместно, даже в деревнях.

Есть воспоминания одесского художника Голубовского, где мимоходом упоминается история с картиной: «искусствовед Удалов — фигура, мягко говоря, противоречивая. Он многое знал, понимал, но считал, что другие это знать не должны. Когда художник Абрам Векслер задумал картину “Доносчик”, то Удалов сам пришел к нему и предложил себя в качестве модели и откровенничал, да, я писал доносы, но ведь без этого было нельзя. И еще один эпизод, рассказанный мне Олегом Соколовым. В годы оккупации Одессы Удалов отвел свою жену-еврейку в гетто, причем так, чтобы видел это весь двор. А дочь всю войну продержал в шкафу, лишь ночами выводя на балкон». Понятно, что как раз таким историям нельзя верить безоговорочно, но всё же она упала в наше повествование, как камень в пруд.

Так или иначе, картина Векслера просто лучше написана.

Что там происходит? (Тут наступает самая интересная фаза сочинения по картинке — разгадывание бытового кроссворда).

Многие вопросы по композиции снимаются, если смотреть картину в нормальном виде (в Сети она отчего-то чаще всего встречается в тёмном виде). Но и в светлых красках она совершенно загадочна. Во-первых, у неё очень странная композиция, да и все предметы будто взбесились и пустились в пляс. Стул стоит невиданным образом (и вообще мебель не на месте).