– На пальцах одной руки можно посчитать, чтобы звонили и так отзывались о переговорах, которых, как они и сами признают, не было как таковых. – Голос собеседника был наполнен уважением. – И я искренне вас поздравляю, Виктор Николаевич.

– Спасибо, Лев Моисеевич, – ответил Рябов. – Но просил бы не забывать и о роли моей команды.

– Ну конечно, конечно, – ответили ему и после едва заметной паузы спросили: – Хотите взять паузу?

– Причем всем вместе, сразу и неожиданно! – подтвердил Рябов.

Молчание на том конце провода его нисколько не смутило. Потом собеседник сказал:

– Сегодня у нас пятница? На моих двенадцать тридцать семь. Ну, тогда вот что… Ни о ком из вас я ничего не хочу слышать до понедельника следующей недели. Не ближайшей, а следующей, понимаете?

Потом послышалось тягучее «э-э-э», к которому Рябов давно привык, закончившееся безличным размышлением:

– Может, после товарищеского обеда…

– Как скажете, – согласился Рябов.

– Так и скажу! – шлепнулась на рычаги трубка.

Рябов нажал кнопку, и в кабинет вошла Лариса с блокнотом в руках.

– Ларик, – начал Победитель Рябов.

Лариса тотчас убрала блокнот. «Ларик» означало что-то особенное.

– Позвони Автандилу в «Шаверму» и скажи, что будем у них… – Он посмотрел на часы. – Будем у них в шестнадцать ноль-ноль.

Лариса уточнила:

– И – наличными?

– Умница! – кивнул Рябов. – Пусть учтет, что мы никого не хотим ни видеть, ни слышать. И всем нашим сообщи, что уходим на обед тихо и неорганизованно и встречаемся только у Автандила. – Осмыслил все сказанное. Дополнил: – Наших оповещай не спеша и до последнего момента ни слова про Автандила.

– А?.. – не хотела уходить Лариса.

– А тебе, мой верный оруженосец, придется заехать сюда вечером… часов в восемь… и все сдать под охрану. Кстати, пока не ушла на обед, подготовь мое распоряжение об отпуске в связи… ну, сама придумай, не маленькая…

– По поводу сегодняшнего? – засверкали глаза Ларисы.

И Рябов снова глядел грозно:

– Премии не упоминай! – Потом, тоном почти интимным, добавил: – Но намекни, что будут по возвращении. Пусть отдыхают без тормозов. – Посмотрел на нее и сказал суровым голосом: – Все, иди.

Лариса радостно выскользнула в приемную, а Рябов подошел к шкафу, налил полный бокал бурбона, раскурил сигару и сел на подоконник.

Отец Нины, Денис Матвеевич Доброхотов, был его, Вити Рябова, Учителем. Не школьным или университетским, а таким, какой не всем в жизни встретится.

Доброхотовы поселились в соседнем доме, когда Виктору уже было пятнадцать, и случилось это в середине девяностых, которые в их городе были теми же самыми «девяностыми», где человеческая жизнь падала в цене гораздо быстрее, чем рубль.

Ровесники и друзья Виктора быстро выбрали свой путь, но многие из них успели сделать по этому пути всего несколько шагов… Виктор не рвался идти следом, да и интерес его состоял не в том, чтобы любой ценой стать собственником иномарки, пусть даже с непривычным еще правым рулем.

Виктор много читал, поэтому не было ничего странного в том, что однажды у него зашел разговор о крестовых походах с мужиком из соседнего дома, который скучал во дворе, приглядывая за игравшей там дочерью. Разговор быстро перерос в спор, в котором Виктор шел напролом! Его доводы вынуждали собеседника закатывать глаза и хвататься за голову, чем он привлек внимание самостоятельной и сосредоточенной шестилетней Нины, которая подошла к ним и прервала спор, отчитав Рябова.

Мужик, придя в себя, признался, что удивлен, обнаружив некоторые знания у подростка, а потом сообщил, что он – Денис Матвеевич Доброхотов, историк и профессор местного университета. После этого Доброхотов познакомил Рябова со своей библиотекой и, уступая ходатайству Нины, разрешил ему брать книги для чтения. Ну, а уж после этого постоянные споры были неминуемы…

И сейчас, безуспешно стараясь бурбоном снять напряжение, Рябов пытался вспомнить Нину тогдашней, серьезной и самовольной, не слушавшей никого, поступавшей только так, как она хотела, и – не мог… Каждый раз, когда он пытался вспомнить шестилетнюю девочку, все ее зримые образы разлетались, не успев собраться, и Рябова от макушки до пят заполнял ее голос. Тот голос, который рвался из трубки сегодня.

Он пытался представить, что она делает сейчас, и сразу же в душе стало холодно: он снова подумал, что самое главное его желание сейчас – быть рядом с ней. Не надо никаких надежных объятий и успокоительных прикосновений, не надо понимающих взглядов, слов соболезнований, а надо просто знать, что она рядом. Знать, что можно просто подойти и обнять. И пусть проревется, уткнувшись в его подмышку. Да, пусть хоть задницей к нему повернется и ревет…

Лишь бы быть рядом… Лишь бы хоть чем-то ей помочь…