– Ты что, жуешь его, что ли?

– Нет, суп варю, - ответил Совчук, пристраиваясь в углу. Он тоже попал сюда почти случайно.

Первый набор ФЗЛ, первый выпуск, первый диплом в выпуске, легендарная группа Петуниной, экспериментальный перелет по маршруту канадских серых гусей - во времена Вронского об этом уже рассказывали разные сказки. Все это очень быстро кончилось, и даже плохо обернулось для некоторых особенно выдающихся личностей. Однако Совчуку пофартило - во время последней смены паспортов на именные кольца ему неправильно заложили второй пуансон, когда перечеканивали фамилию. Из САвчука он стал СОвчуком. Отдел Сов - самый престижный и уважаемый. Совиный язык - язык высшей документации. Его приняли именно туда. Иначе бы - ку-ку! Птицы не любят старых.

Он работал в отделе всего-навсего переводчиком, но несколько раз выручал Вронского информацией и своевременными предупреждениями о чистке перьев. Это было странно, потому что на Куршской косе, где Совчук делал свою тему, у них были серьезные трения из-за Гули Синицыной, на которой Вронский потом целый год был женат. А тогда дошло даже до рукопашной.

Но на Птичьем Дворе Совчук встретил его как родного... Ну ясно млекопитающие должны держаться друг друга.

Наскребя пару десятков ложек, Вронский пересыпал их в маленький желтый череп и отдал Совчуку.

– Нет слов, - сказал Совчук, принимая емкость.
– А ты сам что ж, совсем не пьешь, что ли?

– Не успеваю...
– тускло ответил Вронский, потянулся и с хрустом зевнул.

– Неразумно, - заметил Совчук.
– Вот уж для чаю время должно быть. Это последнее, что нам осталось из наших свобод. Кстати, что-то я твоей Страусихи не слышу.

Вронский отмахнулся.

– Бегает где-то, - сказал он и плюнул в угол.
– Достала она меня не поверишь до чего. С одного на другое перескакивает, все ей не так, все ей срочно, через минуту уже тащи.

– Так ежику понятно, - сказал Совчук, сосредоточено нюхая чай.
– У них обмен веществ ускоренный, отчего и температура тела высоченная. А сие неизбежно отражается на мозгах.

– Это у людей отражается, - мрачно ответил Вронский, - А у этих ... Знаешь, какая у моей дежурная трель? Фичи-чьюирр-чи-чи-чирр!

– "Совершенно по-человечески!" - без труда перевел Совчук и ухмыльнулся. Он знал практически все диалекты: в свое время его работа по резервам дружелюбия серых ворон наделала немало шуму.
– Вот стерва!..

– Точно!
– горько подтвердил Вронский.
– И никакой радости, что брачный период начинается. У них ведь самцы на яйцах сидят...

– Ой, да какая хрен разница! Ну сидел бы тут самец, долбил бы тебя. У них самцы агрессивные, особенно во время этого самого дела. Валю Котова один так клювом цокнул - до сотрясения! А потом еще и уволил по седьмому пункту, за фамилию...

– То есть это как?
– удивился Вронский.
– Это ж Орляка уволили!

– Да, все верно, - подтвердил Совчук, устраиваясь на насесте.
– Он же, дурак, фамилию когда менял, кому надо не сунул, чтобы Арам старую не продиктовали. Фамилийка-то жены! Да еще выдавалась за птичью. Орляк - это же разновидность папоротника. Съедобного. Закусон, кстати, бесподобный. Дятлы достучались, и привет...

– Твари, - безнадежно сказал Вронский.

– Эт-то все пустяки, - изрек Совчук.
– Вот когда летишь по пятому, тогда уж шандец. У тебя как, нормально?..

Вронский уже открыл было рот, чтобы сказать "Конечно, нет", но вдруг шумно сглотнул. Что-то любопытен стал дедушка нашей орнитолингвистики. Ведь знает, кажется, что таких вопросов не задают.

– Вполне, - сказал он.
– Ты же помнишь, я рыбок разводил.

– А-аа, точно, - обрадовался Совчук, начиная спускаться с насеста.
– Ты ж был краса и гордость нашей аквариумистики! Гулька тогда вроде тоже на рыб перешла?

– Нет, - сказал Вронский.
– Птичница, как мы. Тебе ли не знать. И вообще ты извини, у меня тут еще куча всякого свиста, а Страусиха вот-вот прискачет...

– Не смею, не смею, - пропыхтел Совчук, направляясь к двери. На пороге он обернулся и прищуренным глазом смерил вольер.
– Ты бы насест хоть белилами побрызгал, что ли. Вот увидишь, она к тебе сразу меньше придираться станет! Хочешь, сведу тебя с декоратором, он тебе его под натуральное гуано распишет?

– Кайф, - сказал Вронский.
– А духов таких нет, чтоб и запах был натуральный?

Осень всегда приносила ему что-то вроде умиротворения. Некоторые классики утверждали, что с каждой осенью они расцветают вновь. Расцветать Вронскому пока не особенно требовалось; но яркое холодное небо, сладковатая прель осыпавшегося листа, замедленный шаг дня как-то утешали.

Далекие тоскливые вопли долетели из синевы. Он задрал голову, силясь высмотреть колеблющийся пунктир за редкими облаками.

Перелетали на юг теперь все больше натуралы; Птицы летали когда им вздумается и даже начинали втихую пользоваться самолетами - но именно втихую. Совы этого не одобряли.