***

— Ты наполнил Проектор эссенцией, я смотрю? — голос исходил от меня, и звучал спокойно, негромко. Но почему-то стоящий неподалёку от меня человек вздрогнул, услышав мои слова. Мужчина был высоким и стройным, но его волосы тронуло сединой. Морщины усыпали его вокруг век, а в глазах застыл смертный страх.

Странным образом, мир вдруг качнулся передо мной вперёд, а в следующую секунду, мои руки уже схватили его за грудки. И только тогда, в чужих чёрных глазах пробудился несдержанный гнев. Мужчина зарычал на меня, пытаясь сбросить мне руки.

— Мы же договорились, Борис, и ты сам согласился — другого пути больше нет! — крикнул он. — Пыли не найдёшь днём с огнём. За Проектор придётся платить теперь нашей кровью.

— Я согласился, — мой голос звучал совсем тихо, но ладони закаменели. — И сразу же после этого встал вопрос: «Нашей кровью — это чьей именно?». И ты выбрал, я смотрю, моего внука.

— Жребий указал на него, — глухо ответил его собеседник. — Он сам принял это, и встретил достойно смерть.

— Жребий? — слабо рассмеялся я, словно услышал нечто невесть какое весёлое. — Жребий очень удачно указал на него, одного из всех. Не на твоего внука — или кого-то другого. И знаешь почему? Потому, Борис, что мой внук не принимал Пыль — и ничего не мог тебе сделать. В отличие от меня.

Мои ладони закаменели, и крепче кованой стали сжались вокруг чужого тонкого горла, а моё сознание обратилось кипящей водой, и обдало вражеский разум. Я сомкнулся вокруг него, всей своей сущностью, и стал грызть незримый панцирь чужого сознания. Внутри клокотало бешенство, которое пронеслось по моему позвоночнику опаляющим пламенем, и плеснуло наружу цунами.

Я исчез. Взорвался вспышкой сверхновой, и возродился — в новом теле, в другом месте, в другое время. Я — Антон. Шут. Псих.

***

Я — Антон. Человек с Земли двадцать первого века. Я — здесь.

Ветер звучит в моих ушах, стуча в тонкие стены летящего вертолёта. Холод и вьюга отвлекли всё внимание на себя, и я даже не слышал звука работающих винтов.

— Надеюсь, спутники нашим «друзьям» уже ослепили? — кто-то спросил. — Нечего тут смотреть!

— После ядерной вспышки в стратосфере — пусть смотрят. Ха, кто бы мог подумать, что инопланетный гость — Червь, принесёт с собой блох из космоса?

— Блох? Скорее, проглоченных и застрявших в пищеводе вещей. Ладно, мы ещё заметили пустоты с помощью геологического детектора. Но кто додумался добираться до них с помощью ядерной бомбы?

— Когда в руках молоток, много что кажется похожим на гвоздь, — как само собой разумеется, ответил кто-то. — И заметь, панцирь Червя — в труху, а эту штуку мы ядеркой даже не поцарапали! Представь, что мы можем найти, если туда попадём? Что это вообще может быть — корабль Чужих? Проглоченное Червём здание инопланетян? Инопланетная космическая база? Вот это гостинец!

— Попадём внутрь — посмотрим, — буркнул другой. — И главное, чтобы эти артефакты только у наших были. А то начнётся опять... друзья-партнёры, да мыши-братья — от слова: «брать».

— Нифига. Спутники-то не зря ослепили над нами. Походу, в этот раз шутки кончились. Если мы первыми возьмём себе то, что находится там, внутри...

— Сначала внутрь надо залезть, а то делить шкуру неубитого медведя — всякий горазд.

— Вон Антон тощий. Он пусть первым туда и лезет.

Все дружно заржали.

***

Я тяжело дышал, с каждым выдохом задавая тон движениям лёгких. Бунтующую память удалось обуздать не сразу, но спустя время, миражи прошлого уже не тревожили разум. Движущиеся тени памяти затерялись в глубине сознания, под спокойной поверхностью вод моих мыслей. Я мог дотронуться до них, опустив в воду кисть рук, а мог и вовсе их не тревожить. Выбор теперь был за мной.

Мои мысли струились вокруг меня водной гладью, ощупывая пространство, словно ладонями. Я как будто раздался сознанием вдаль — вширь, и во все стороны вокруг меня. Объял собой близкие барьеры стен, и сквозь шелест собственных лёгких, я услышал шорохи чужих мыслей.

Я открыл глаза, и увидел Белку, которая всё также, в ожидании, смотрела в моё лицо. Вокруг её пламенных прядей вились мысли — многочисленные, как стаи птиц. Я воспринимал их, как разноцветный хоровод райских птах, что пели мне в лицо песню радости, тихой грусти. Я мог их даже не читать. Я мог не слышать их слов — я всё равно знал, что они — отражение улыбки на лице девушки, которая смотрела сейчас мне в глаза.

И я заговорил, чувствуя комок в горле, где всё пересохло сразу с моим первым словом.

— Может быть, ты хочешь что-то сказать, напоследок? — спросил я.

— Да, конечно, — Белка лишь улыбнулась мне. — Я хочу сказать, что я тебя люблю, Антон. Сделай это. Не бойся.

— Я сделаю это, Антон, — тихо сказал мне Шут, и я понял, что смогу остановить его, если потребуется. Но сейчас мне требовалось мастерство, которым обладать мог только один из нас — Шут. И мои ладони, силою чужой воли, поднялись и опустились на виски Белки. Моё сознание скользнуло вглубь чужих мыслей, отсекая лишнее, словно острейший скальпель. Я полностью погрузился в транс, и уже не видел, что делал Шут дальше.