Немного придя в себя, Гарри вернулся на кухню, чтобы проверить койота. Тот по-прежнему лежал на одеяле, и когда он поднял голову и посмотрел на Гарри, его глаза по-прежнему были полны ужаса. Только на этот раз ужас был и в глазах Гарри.

Что мне делать? Что... что мне делать? Я не знаю, я не знаю, что, чёрт возьми, делать, я не приспособлен для этого, я больше не знаю, я не могу мыслить здраво и не понимаю ничего из этого!

Внезапно его охватило непреодолимое желание рассмеяться. Он вовремя поймал это желание и сдержал его, понимая, что если даст ему волю, то уже никогда не сможет остановить его. Как крошечная трещинка в его защите, оно будет распространяться и расти, все глубже и глубже раскалывая его, пока он не рассыплется на куски, сломавшись до неузнаваемости.

Безумие было совсем рядом, так близко, что он чувствовал его дыхание на своей шее. Все, что ему нужно было сделать, - это позволить ему поглотить себя. Это казалось так просто, гораздо проще, чем бороться с ним. Но борьба - это все, что у него оставалось.

Грипп, недосыпание, безумие, стресс и все остальное, что происходило, отняли у него все. Его физические и эмоциональные силы, ясность ума, чувство безопасности, защищенности и комфорта, здоровье, способность спать и лечиться - все это забрали они. Осталось только желание бороться, не поддаваться все более надвигающейся тьме. Его воля. Она была ослаблена, даже сильно изранена, но еще не сломлена. В конце концов, ничто не могло отнять ее ни у него, ни у кого-либо еще. Её можно было только отдать, и в тот странный и удивительный момент, стоя в одиночестве и страхе на своей кухне, растерянный, измученный и больной, Гарри пообещал себе, что никогда не допустит этого.

Но я не могу больше так жить, не с... этими глазами, Боже мой, они...

Он посмотрел на часы. Только что было три. Еще через час или около того стемнеет.

Келли. Я должен позвонить Келли. Я могу доверять ей, я могу... Я могу рассказать ей, что происходит, и она знает, что делать, она...

Внезапный и сильный стук потряс дом.

Кто-то стучал во входную дверь.

6

Гарри взял бейсбольную биту из дальнего угла шкафа в холле у лестницы. Он хранил ее там целую вечность, вместе с двумя старыми перчатками, которые не использовались с тех пор, как Гаррет был маленьким мальчиком, но она была потрепана и покрыта шрамами и несколькими зазубринами и пятнами вещества, похожего на черную субстанцию. Он помнил, что они вдвоем пользовались ими в лучшем случае редко, но, судя по всему, они использовались гораздо чаще, чем он думал. Старый "Луисвилл Слаггер" оказался намного тяжелее, чем он помнил, или же он стал еще слабее, чем он предполагал. На ощупь эта чертова штука больше напоминала гранит, чем дерево. Взяв ее в обе руки, он направил ее в пол и пнул каблуком дверцу шкафа. Задыхаясь и обильно потея, он направился к входной двери. Оказавшись в двух шагах от нее, он остановился и подождал паузы в стуке.

"Кто там?" - позвал он.

Ему ответил приглушенный голос. Голос был женским.

Он подошел ближе, на этот раз сделав шаг в сторону, чтобы можно было заглянуть в окна по обе стороны от двери. Кто-то в светло-розовом плаще стоял на ступеньках, но лица было не разглядеть. Гарри посмотрел вниз по улице. Перед домом был припаркован розовый Volkswagen Rabbit.

"Алло?" - произнес голос, на этот раз громче и явно раздраженный.

Гарри осторожно взялся за ручку двери, повернул ее и приоткрыл дверь, наклонившись так, чтобы была видна только левая сторона лица. Перед ним стояла женщина средних лет.

"Гарри, нам нужно поговорить, немедленно". В ее голосе слышались едва сдерживаемый гнев и слезы. "Прямо сейчас, черт возьми".

Он знал эту женщину, но не мог определить ее имя. "Мне очень жаль... Я не..."

"Это я". Она вздохнула и наклонилась ближе. Ее волосы были длинноваты для женщины ее возраста, но это ей шло, особенно если учесть, что она носила их уложенными и обматывала лоб привлекательным шелковым шарфом. Ее карие глаза в молодости, вероятно, были очень выразительными, но сейчас они были стеклянными и налитыми кровью. На ней было довольно много косметики, включая щедрую порцию вокруг глаз и блестящую розовую помаду в тон плащу, подпоясанному поясом.

Наконец-то до него дошло. Он не видел ее несколько месяцев (правда, встречался с ней всего пару раз), и она выглядела совсем иначе, чем в последний раз, когда он ее видел. Она сменила цвет волос с естественного рыжего на более мягкий русый, а сама прическа стала длиннее и выглядела нарочито растрепанной.

Какого черта здесь делала жена Аарона Серси?

"Глория", - пробормотал он. "Мне так жаль. Я не узнал вас".

"Вы ужасно бледный", - сказала она, как будто только сейчас заметила его.

Его нос был заложен. "Я... э-э... у меня грипп. Я немного не в себе, извините".

"Вокруг творится что-то ужасное, многие люди болеют". Она провела языком по губам, и выражение ее лица смягчилось. "Я знаю, что мне, наверное, не следовало появляться вот так, на эмоциях и все такое, но нам нужно поговорить. Пришло время поговорить".

"Все в порядке?"

" Думаете, я была бы здесь, если бы это было так?"

По-прежнему скрытый за дверью, Гарри положил бейсбольную биту в угол между окнами и стеной, а затем открыл еще немного себя. Свежий воздух казался холоднее, чем несколько минут назад. "Что все это значит?"

"Можно войти? Я не хочу говорить об этом у вас на пороге".

"Сейчас не лучшее время, Глория, я действительно неважно себя чувствую".

"Да, - сказала она, - я тоже. Как может кто-то из нас чувствовать себя хорошо, когда происходит то, что происходит?"

"Что происходит?"

" Не надо играть со мной в дурачка, Гарри". Она откинула прядь волос с глаз. Недавно она сделала маникюр, накрасив ногти в светло-розовый цвет. Если уж на то пошло, то она была в полном порядке. "Так вы меня впустите или нет?"