– Откуда вы знаете? О том, что у Евгения Поварницына больше нет родственников, кроме матери и отца? Вам Валентин Самуилович рассказывал? – быстро спросил Петр.

– Нет, мне об этом рассказал Женя.

– Когда?

– Сегодня.

Так, пацан, похоже, профессионально давит на жалость вдове. Гаденыш.

– Продолжайте, пожалуйста, Элина Константиновна.

– Я собиралась позвонить Жене, объяснить ему про наследство, про свое решение переписать на него дачу – она и в самом деле стоит больших денег, не сам дом, а земля, конечно. Но как-то все не могла выбрать время, навалилось все и… – она растерянно смотрела на потухшую сигарету.

– И?

– И сегодня Евгений сам позвонил в мою дверь.

– Он не предупреждал о том, что приедет?

– Нет.

– И как он объяснил свой визит?

Конищева молчала. А потом бросила на Петра проницательный взгляд.

– Скажите, Женя в самом деле объявлен в розыск?

– Нет.

– Так я думала, – Конищева с силой хлопнула по зеленому бархату ладонью. – Зачем вы напугали бедного мальчика? Ему и так досталось!

Мальчика. Этот мальчик младше вдовы всего на два года. Ну а как же, Элина Конищева же мачеха, а Евгений Поварницын пасынок, стало быть, мальчик. Как говорится, кто скажет, что это девочка, пусть первый бросит в меня камень.

– А почему этот ваш, с позволения сказать, мальчик, скрывался и не являлся для допросов?

У них снова состоялся поединок взглядов. Первая отвела взгляд Конищева.

– Пойду я еще кофе сделаю, – пробормотал она и в самом деле вышла.

– Я бы и от бутерброда не отказался, – бросил ей в спину Пётр. Чисто посмотреть на реакцию. Она ничего не ответила.

Но через десять минут вернулась с подносом, на котором стояли две чашки с кофе и тарелка с бутербродами.

Петр вдруг понял, что и в самом деле проголодался.

– Надеюсь, они не отравлены? – неожиданно для себя и неуклюже пошутил он. – А вообще, спасибо.

– Нет, бутерброды не отравлены, – совершенно серьёзно ответила Конищева. – А слабительного я вам еще в первую чашку кофе подсыпала.

Бутербродом Петр все же подавился и закашлялся. А добрая вдова подошла и похлопала его по спине, когда у Петра от кашля уже выступили слезы.

– Я пошутила, – с тем же каменным выражением лица сообщила она, вернувшись на место.

– Элина Константиновна, я человек казенный, – Петр вытащил из подставки салфетку и промокнул глаза. – И при исполнении.

Конищева пожала плечами и снова закурила. Петр принялся запивать кашель кофе.

– Скажите, в чем вы Женю подозреваете?

– Элина Константиновна, я расследую убийство профессора Конищева. Именно в связи с этим делом меня интересует его сын, Евгений Поварницын.

– Вы подозреваете Женю в отцеубийстве?!

– Это что-то из Шекспира?

– Женя не мог убить Валентина Самуиловича! – вдова подскочила с места и теперь размахивала дымящейся сигаретой. – Как вы не понимаете?! Это совершенно невозможно!

– Я верю только фактам.

– Вы вообще всех подозреваете, что ли?!

Петр пожал плечами и решил все же доесть бутерброд. А Конищева села на свое место и спросила вдруг странно спокойным голосом.

– Меня тоже подозреваете?

Петр задумался над ответом, попутно дожевывая бутерброд. Был соблазн сказать «Вы у нас подозреваемая номер один» и посмотреть на реакцию. Но решил ограничиться кивком. А когда вдова ошарашенно уставилась на него, дополнил свой жест словами.

– В ваших же интересах, Элина Константиновна, отвечать на мои вопросы и ничего не скрывать.

– А я ничего не скрываю, – быстро ответила она. Было заметно, что тот факт, что ее подозревают в смерти мужа, произвел на нее сильное впечатление, но она пыталась взять свои эмоции под контроль.

– Вы отказались рассказывать о причинах, которые подвигли вас на брак с профессором Конищевым.

Элина Конищева смотрела на него, зло прищурив глаза. А Петр невозмутимо продолжил:

– Ваши родители погибли за полгода до того, как вы вышли замуж за Конищева. Эти два события как-то связаны?

И тут веселая вдова молниеносно влепила Петру пощечину – он даже дернуться не успел.

– Вам так нравится копаться в чужих тайнах?! – прошипела она.

– Конищева, вы в своем уме? – рявкнул Петр и потер пострадавшую щеку. – Напоминаю – я при исполнении служебных обязанностей!

– Ну так арестуйте меня! – снова прошипела она, а потом вскочила и отошла к большому окну. Шторы на нем были тоже зеленого бархата. Она стояла у окна, и плечи ее вздрагивали.

Так.

Петр вздохнул, покосился на второй бутерброд. А потом встал и подошел к вдове. Она плакала. Точнее, она пыталась не плакать, но у нее это не получалось. Но само решение не давать воли слезам не уважать было нельзя. Петр вдруг положил руки на вздрагивающие плечи.