— Ты спросишь, друг мой, что я делал в столь глухом месте? Молился. И скажу тебе: ничего нет приятнее для души, чем молитва господу. Иногда я даже видел его… Но не того, что стоит в Александрийских кумирнях, а другого.

— Другого? Ты вызываешь во мне любопытство. Что же это за другой бог? Амон, Иегова?

— Не знаю, право, как тебе объяснить. Иегова ли это, Амон ли? Не знаю. Одно могу сказать — и пусть меня простят Олимпийцы! — то божество, друг мой, полное невиданного света, доброты и неземного величия. И сердце мое от такого видения всегда наполнялось неземной радостью. Я не называл его по имени. Я только твердил: верую, верую… О Батал, дорогой мой, но бес всесилен. Чтобы отвлечь меня от моей святости и поклонения единственному, он стал являться ко мне, всякий раз принимая новые обличья. Что он только не вытворял и чем только не стращал меня. Однако стоило мне произнести: верую — исчезал. Просто испарялся, как туман. Так продолжалась моя борьба с ним, пока я не потерпел поражение. Послушай, как это произошло.

Однажды Дидим увидел, как к ручью подошла козочка и стала пить. Сначала он любовался её грациозными движениями, потом у него появилось, не без наущения демона, суетное желание — поймать животное. Он даже не подумал, для чего ему она понадобилась. Просто захотелось, чтобы козочка была его, — и все! И он начал к ней подступать. И удивительно: козочка не побежала. Она медленно отошла от ручья. Дидим — за ней. Козочка остановится, поглядит своими невыразимо прекрасными глазами — и следует дальше, бесшумно и плавно перебирая копытцами. Завороженный Дидим плакал от счастья и никак не мог сообразить, куда он, собственно, направляется. Он не заметил, что солнце закатилось за гряду гор и сумерки стали обволакивать пустыню. А когда опомнился — не было его оазиса. Что за диво! Кругом одни пески — и козочка, удаляющаяся к горизонту. "Стой!" — закричал он в отчаянии. Козочка, испугавшись его голоса, бросилась бежать — и скрылась в одно мгновение. И тут, точно по волшебству, поднялся ветер, взметнулся песок и забросал его следы. Как Дидим ни искал свой оазис, он не нашел. Такое бывает только в дурном сне. Дидим взвыл: "Господи! Господи! Верую, верую, верую!" — все напрасно. Он не отыскал своего оазиса.

Утром он шел куда глаза глядят, солнце было нестерпимо жарким; от его яркого света начал слепнуть. Выбившись из сил, пал на горячий песок. На другой день его нашли караванщики, направляющиеся в Мемфис, и забрали с собой.

— Я долго потом размышлял, что со мной произошло и какая такая сила заставила меня вернуться в мир людей? Кому это понадобилось и для чего? Одно только могу сказать: это не могло быть просто так. Что-то должно случиться. Ты понимаешь меня?

Нофри неопределенно пожал плечами и улыбнулся.

— Всякое может быть. Если ты только говоришь правду.

— Клянусь Сераписом! — Дидим приложил правую руку к сердцу и пристально посмотрел в глаза Нофри.

— Когда-то ты гадал по полету птиц и другим различным явлениям, вот и растолкуй этот случай, что же с тобой произошло?

— Увы! Себе предсказать что-либо не в силах.

— Однако знаю и другое. — Нофри лукаво подмигнул своему старому приятелю. — Что ты мастер рассказывать всякие небылицы. Недаром причисляешь себя к роду славного Калисфена.

Дидим сделал обиженное лицо и хотел что-то сказать в свое оправдание; Нофри прервал его поднятой рукой.

— Что бы ни было, я, по старой дружбе, предоставлю тебе и кров, и хлеб, и чару вина. Эй, Секст, принеси нам выпить!

Дидим охотно поддержал его:

— И правильно сделаешь! Будь уверен, я смогу быть тебе полезен. Вот сейчас ты разговариваешь со мной, а сам думаешь о чем-то другом — хмуришь брови и в то же время как бы рассеян. Но ни слова! — Он поднял указательный палец: это был его характерный жест, когда требовал внимания от собеседника. — Тебя гложет какая-то забота. Я угадал?

Слабая улыбка скользнула по тонким губам Нофри.

— Ты недалек от истины. По-прежнему остер твой взгляд и отменно работает мысль. Да, признаюсь: меня гложет забота. Забота, как уберечь Египет от италийской волчицы.

Дидим замотал лохматой головой от левого плеча к правому и от правого к левому, смешно выпятив губы.

— Нет-нет. Не утруждай себя напрасно. Египет не убережешь, как ни бейся. Рано или поздно Рим падет на него, как орел падает на перепелку. Это случилось бы раньше, — Дидим снова поднял свой указательный палец, — но Цезарь встретил Клеопатру, и чары юности увлекли старого греховодника на голубую постель. Так Клеопатра спасла Египет и нашу свободу. Но почему тебя это так волнует? Мало ли ходили другие народы на Египет. Где они теперь? Он выдержал паузу, улыбаясь, воззрившись на Нофри, и сказал: — То-то! А Египет по-прежнему пребывает и будет пребывать вечно, а воители, какие бы ни были, растают, как облака. Приплыли — и уплывут. Пригонит их ветер — и угонит снова. Соберутся на границы нашего царства, а мы скажем: "Идите!" Не они, а мы поглотим их. И так будет всегда…

Нофри сказал после небольшого раздумья:

— У меня появилось одно желание, которое, знаю, ты назовешь суетным, но я хотел бы его осуществить. Однако все зависит не от меня одного… И даже совсем не от меня… А от того, как поведут себя два человека: Антоний и Клеопатра.

— И что это за желание?

— Пергамская библиотека.

— Сокровища Атталидов?!

— После большого пожара, когда наша библиотека заметно поубавилась, перенос пергамских рукописей стал бы её пополнением.

Дидим небрежно отмахнулся.

— Стоит ли забивать голову такой химерической затеей?! И при чем здесь Антоний и Клеопатра? — Но, поглядев на Нофри, воскликнул: — Понял, понял…

Он свел указательные пальцы левой и правой руки вместе. Нофри кивнул, подтверждая, что тот правильно понял, и сказал:

— Антонию нужно золото для ведения войны. Некоторые из его окружения предлагают вначале захватить Египет, да боятся рассердить сенаторов. Хитроумный Деллий посоветовал вначале заключить союз с Клеопатрой. Это, мол, проще. Антоний обмолвился, что он не прочь заключить с царицей союз и более тесный… Надеюсь, ты понимаешь меня? Антоний сказал: "Если это случится, я не пожалею никаких сокровищ". Тут мне и пришла в голову мысль о Пергамской библиотеке. И когда я ему намекнул об этом, он подтвердил: "И даже библиотеку". Тогда я попросил его послать меня в Александрию раньше, чем Деллия. Как частное лицо.