Я вошел в кабинет. Маятники на часах качались.

Интересно, на сколько они останавливались?

Извлеченные из кармана мои часы показывали две минуты второго, часы же в кабинете — ровно час. Ну, почти. Совсем немного минутная стрелка с циферки двенадцать на стоящих на полу и висящих на стенах часах сдвинулась. Что, всё это меньше двух минут длилось? Мне же показалось гораздо дольше.

Я вернулся к Сормаху. Тот как стоял, так на том же месте и остался.

Охранники на полу уже не лежали, а сидели. Руками на паркет опирались.

— Пошли, посмотрим, что там. — я махнул рукой в противоположную от кабинета сторону.

— Пошли.

Голос Сормаха уже прозвучал как обычно.

Коридор был пуст. Правильно, некому ночью по нему туда-сюда ходить.

Мы спустились на первый этаж, а затем и вышли из дворца. У входа в него стоял опираясь на винтовку красноармеец. Увидев нас, он попытался принять более подобающее для часового положение.

— Всё нормально, — остановил его попытку Сормах. — Присядь, отдохни. Голова, наверное, кружится?

— Есть немного… — ответил часовой. Вид у него был испуганный и виноватый. Вот де, стоял на посту и свалился…

— Всё нормально, — повторил комендант. — Со всеми так.

— Тихо-то как, — констатировал я.

— Да, — согласился Сормах.

Мы немного постояли у входа в Люксембургский дворец и вернулись обратно в кабинет военного коменданта Парижа. Только хотели сесть за стол, как зазвонил телефон.

— Слушаю.

Сормах внимательно слушал ему позвонившего, кивал головой, как будто тот мог это видеть.

— Понял. Полеты прекратить. — хозяин кабинета положил трубку.

— Самолет упал. Ночью в Москву срочный груз надо было отправить. Начал только высоту набирать и свалился, — познакомил меня Сормах с содержанием телефонного разговора. — Я пока другие полеты запретил.

Ну, это я и сам слышал.

Конечно, самолеты у нас и раньше падали, но сейчас это просто совпало или произошло от того же, что все маятники часов остановило? Правильно Сормах сделал, что полеты остановил.

— Нинель, — начал Николай Гурьянович, но не успел договорить, побледнел и начал с ног валиться.

Сейчас он и я на ногах стояли, а не на креслах у стола сидели.

Может мне это только показалось, но голова моя лёгкой-лёгкой стала, чуть ли не в воздушный шарик превратилась, вот-вот от шеи оторвётся и под потолок улетит, а ноги враз потяжелели, распирало их ещё как будто.

Уже падая я всё же успел понять, что опять тихо вокруг.

Снова? Сно…

В себя я пришел лёжа на полу. Голова раскалывалась, в глазах мушки мелькали.

Прислушался — часы тикали.

Только попробовал встать на четвереньки, как опять всё повторилось. Мир вокруг меня завертелся-закружился, пол навстречу прыгнул…

Сколько раз так было? Три? Четыре? Точно я не знаю.

Я лежал на спине, чувствовал себя отвратительно. Ночь уже давным-давно прошла. Может и не одна. Почему я так подумал? Есть мне очень уж хотелось.

— Николай… — попробовал я позвать Сормаха.

Ответа мне не было.

— Николай… — повторил я попытку.

Опять впустую.

Часы тикали. Раньше я на это даже внимания не обращал, а тут сразу же отметил.

Голову повернуть, посмотреть, рядом ли Сормах, сил у меня не было.

— Коля! — уже громче позвал я хозяина кабинета.

В ответ — тишина, ни слова, ни стона.

Совсем мне всё это не нравилось.

Я собрался с силами и всё же попытался повернуть голову. Хватит один потолок рассматривать. Хотя, надо сказать, тут он очень красивый.

Глава 24 Что пришло мне в больную голову

Сормах лежал на полу и не шевелился.

Жив? Не жив?

Что гадать, вставать и смотреть надо…

Вернее, не смотреть, повернув голову, я его видел. Что у него с дыханием, бьется ли сердце?

Я сел на полу.

Уффф… По лбу и щекам тёк пот, как будто я телегу с кирпичом один разгрузил.

Посидел, отдышался, а потом и встал. На спинку кресла опёрся. Перебирая по нему руками сделал два шажка. Следующим моим помощником стал стол. С опорой на него добрался до Сормаха.

Теперь мне предстояло обратное — на пол опуститься. Это оказалось не менее трудно.

Так… Я перевернул Николая на спину.