В этом письме я посылаю Вам рассказ, который, может быть, Вы взяли бы для «Раннего утра» или, если «новеллы» не приняты, для «Весов», хотя мне лично было бы приятнее увидеть в «Весах» последние. Этот последний рассказ я переписывал четыре раза, всегда с крупными поправками. Так что относительно старательности я сделал все, что мог. Очень скоро я пошлю Вам еще один рассказ, уже специально для «Раннего утра» без посягательств на «Весы». Он уже написан, но еще не отделан. Вообще все, что я Вам присылаю, поступает в Ваше полное распоряжение как редактора разных изданий, и я заранее благодарю Вас за все места для моих вещей, даже за пылающую печь. Сборник моих стихов (последних) уже печатается, выйдет через две, три недели. Поэтому я буду очень благодарен, если в «Р<аннем> утр<е>» появятся какие-нибудь мои стихи из имеющихся у Вас до его выхода.

Искренне преданный Вам Н. Гумилев.

Помпей у пиратов

От кормы, изукрашенной красным,

Дорогие плывут ароматы

В трюм, где скрылись в волненьи опасном,

С угрожающим видом пираты.

С затаенною злобой боязни

Говорят, то храбрясь, то бледнея,

И вполголоса требуют казни,

Головы молодого Помпея.

Сколько дней они служат рабами,

То покорно, то с гневом напрасным,

И не смеют бродить под шатрами,

На корме, изукрашенной красным.

Слышен зов... Это голос Помпея,

Окруженного стаей голубок,

Он кричит: «Эй, собаки, живее,

Где вино, высыхает мой кубок».

И над морем седым и пустынным

Приподнявшись лениво на локте,

Посыпает толченым рубином

Розоватые, длинные ногти.

И, оставив мечтанья о мести,

Умолкают смущенно пираты

И несут, раболепные, вместе

И вино, и цветы, и гранаты.

Н. Гумилев

* * *

Под землей есть тайная пещера,

Там стоят высокие гробницы,

Огненные грезы Люцифера,

Там блуждают стройные блудницы.

Ты умрешь бесславно иль со славой,

Но придет и властно взглянет в очи

Смерть, старик угрюмый и костлявый,

Нудный и медлительный рабочий.

Понесет тебя по коридорам,

Понесет от башни и до башни,

Со стеклянным выпученным взором

Ты поймешь, что это сон всегдашний.

И когда, упав в свою гробницу,

Ты загрезишь о небесном храме,

Ты увидишь над собой блудницу

С острыми жемчужными зубами.

Сладко будет ей к тебе приникнуть,

Целовать со злобой бесконечной,

Ты не сможешь двинуться иль крикнуть...

Это все. И это будет вечно.

Н. Гумилев

Золотой Рыцарь

Золотым ослепительным полднем въехало семеро рыцарей крестоносцев в узкую пустынную долину восточного Ливана. Солнце метало разноцветные лучи, страшные, как стрелы неверных, кони были измучены долгим путем над обрывами, и могучие всадники едва держались в седлах, изнемогая от жажды и зноя. Знаменитый граф Кентерберийский Оливер, самый старый во всем отряде, подал знак отдохнуть. И, как нежные девушки, ошеломленные неистово пряным и томящим индийским ветром, бессильные попадали рыцари на голые камни. Долго молчали они, сознавая, что уже не подняться им больше и не сесть на коней, и что жажда, подобно огненному дракону, свирепыми лапами став им на грудь, разорвет их пересохшие горла. И лежали, покорные.

Наконец сэр Гуго Эльвистам, темплиер с душою сирийского льва, приподнявшись на локте, воскликнул: «Благородные сэры и дорогие братья во Христе, вот уже восемь дней, как, отстав от нашего войска, мы блуждаем одни, и два дня тому назад мы отдали последнюю воду нищему прокаженному близ высохшего колодца Мертвой Гиены. Но если мы должны умереть, то умрем как рыцари, стоя, и споем в последний раз приветственный гимн нашему Небесному Сеньору, Господу Иисусу Христу». И он медленно поднялся с невидящим взором, цепляясь за колючий кустарник, и один за другим стали подниматься его товарищи, шатаясь и с трудом выговаривая слова, как бы упившиеся кипрским вином в голубых изукрашенных залах византийского императора. И странно, и страшно было бы на душе одиноких пилигримов или купцов из далекой Армении, если бы, случайно проходящие, увидели они семерых безвестно умирающих рыцарей и услышали бы их покорное тихое пенье.