Личные отношения поэтов всегда оставались неизменно дружелюбными. «Как и Гумилев, Кривич иногда посещал заседания «Общества ревнителей художественного слова», — отмечает М. Баскер, — но он не разделял энтузиазма Гумилева <...>, и характерно, что он не входил в Цех поэтов. После революции <...> они оба выступили на вечере Союза деятелей художественной литературы 24 марта 1919 г.; <...> и летом 1920 г. Кривич оказался одним из немногих приглашенных в Петроградский филиал Союза поэтов, приемную комиссию которого составляли тогда Блок, Гумилев, Лозинский и Кузмин» (Неизд 1986. С. 240–241).

В 1908 г. Гумилев посвятил Кривичу ст-ние «Северный раджа» (№ 130 в т. I наст. изд.), а в частном собрании сохранился экземпляр РЦ 1908 с авторской дарственной надписью в виде акростиха «Ва<лентину> Кривичу» (см.: Соч I. С. 439). Кривичу принадлежит разбор рассказа Гумилева «Скрипка Страдивариуса» (Аполлон. № 1. 1909. С. 24–25. 2-я пагинация; см. также комментарий к № 10 в т. VI наст. изд.) и несколько эпиграмм на поэта (на одну из них («И сразу в две редакции глядят его глаза...») ссылается Э. Ф. Голлербах в своем литературно-краеведческом очерке «Город муз» (2-е изд. Л., 1930. С. 124); другая — на возвращение Гумилева из Африки в 1911 г. — упоминается, по сообщению Р. Д. Тименчика, в письме А. А. Кондратьева к Кривичу от 5 сентября 1913 г. (см.: НП. С. 53)). В воспоминаниях Кривича Гумилев упомянут мимоходом; более существенную характеристику своего давнишнего знакомого Кривич дал в заметке «Несколько слов о чтении стихов»: «Всем памятен, конечно, покойный поэт Г<умилев>, один из примечательных поэтов последнего десятилетия. Человек крупного таланта и огромной эрудиции в области поэтического слова, очень любивший говорить стихи, страдал вместе с тем очень значительными недостатками произношения. Я помню покойного еще с самых первых шагов его дороги поэта и помню, как создавалась им его манера читки. Читал он стихи глухим, напряженным распевом, направляя звук голоса в голову. Такой монотонной заунывной читкой произносил он стихи всегда и все, простого и сложного построения, музыкальные и зрительные, свои и чужие. Едва ли я ошибусь, если скажу, — в этом способе читки поэт нашел, м<ожет> б<ыть>, единственный путь для своих произносительных возможностей. А между тем, со временем многие стали говорить об этой читке как об особой манере декламации, чуть ли не особой голосовой трактовке стиха, стали ссылаться на нее чуть ли не как на особую школу» (РГАЛИ. Ф. 5. Оп. 1. Ед. хр. 47. Л. 7–8; цит. по: НП. С. 53).

Стр. 3–4. — В материалах к биографии И. Ф. Анненского Кривич отметил: «Сестра отца Л<юбовь> Ф<едоровна> была в замужестве за известным французским ученым натуралистом Жозефом Деникер. Со времени своего замужества (еще задолго до брака отца) она безвыездно жила в Париже, потеряв вскоре связи с Россией, а дети ее являлись уже полными французами, не знали даже ни одного русского слова. Лично я никого из семьи Деникеров не знал, отношения же между ними и моими родителями на моей памяти выражались в более чем редком, даже скорей случайном обмене письмами, да в двух или трех посещениях отцом Парижа (одно из них совместно с матерью)» (Лавров А. В., Тименчик Р. Д. Иннокентий Анненский в неизданных воспоминаниях // Памятники культуры. Новые открытия. Ежегодник 1981. Л., 1983. С. 106). Жозеф (Иосиф Егорович) Деникер (Deniker, 1852–1918) родился в Астрахани от родителей-купцов французского происхождения (по семейным преданиям, один из его предков был попавшим в плен офицером Наполеоновской армии). Окончив в 1873 г. химическое отделение Санкт-Петербургского технологического института, он с 1879 г. продолжал свою научную карьеру в Париже, где занимался химией, затем ботаникой, антропологией и другими естественными науками. В 1886 г. он стал доктором зоологии, а в 1888 г. был назначен на должность главного библиотекаря в Национальном музее естественной истории, в помещении которого (maison de Buffon), в парижском Ботаническом саду (Jardin des Plantes), он долгие годы проживал со своим семейством (см. также комментарий к № 26 наст. тома). Монография Ж. Деникера «Les races et les peuples de la terre: Elements d’anthropologic et d’ethnographic» (Paris, 1900) принесла ему широкое признание в научных кругах как Старого, так и Нового Света; она была издана в русском переводе (Деникер И. Человеческие расы. СПб., 1902). В этой работе на основе обширной систематизации данных антропологии, этнографии, эмбриологии и сравнительной анатомии Ж. Деникер впервые сформулировал современные, строго научные антропологические принципы оценки различий между человеческими расами. Созданная им «расовая типология» (классификация рас) просуществовала без существенных изменений до наших дней. Ж. Деникер также положил конец спорам антропологов вокруг расплывчатого понятия «арийцев», введя в научный оборот термин «нордической расы» для четкого определения «длинноголовой, очень рослой, светловолосой расы», представители которой сгруппировались преимущественно на севере Европы. Среди его многочисленных публикаций была и маленькая книга о «дольменах и суевериях» (Dolmen et superstitions. Paris, 1900; об увлечении Гумилева дольменами в его парижский период см. комментарий к стр. 159 № 7 в т. VI наст. изд.). Подробнее о научной деятельности Деникера-отца см.: Авдеев В. Б. Создатель расовой терминологии И. Е. Деникер // Атеней. № 6. 2004. Сын ученого Nicolas Deniker, ставший достаточно близким знакомым Гумилева (см. ниже), был полностью посвящен в научные изыскания отца (см.: Salmon A. Souvenirs sans fin. Premiere epoque (1903–1908). Paris, 1955. P. 66–67). Стр. 5. — старший сын Ж. Деникера и Л. Ф. Анненской-Деникер Nicolas Deniker (1881–1942) в то время активно занимался поэтической деятельностью. В отличие от многих других, это «парижское знакомство» Гумилева, вероятно, перешло в дружбу (ср.: Труды и дни. 174, 176, 179), но конкретных сведений о взаимоотношениях поэтов очень немного. П. Н. Лукницкий говорит об их «частых встречах», прежде всего — в Jardin des Plantes (см.: Неизд 1986. С. 154 и комментарий к № 26 наст. тома). Н. Деникер начал свой недолгий литературный путь в 1903 г., когда он успешно выступил с чтением стихов в знаменитом кафе-подвале «Золотого Солнца» (Caveau du Soleil d’Or) на площади Сен-Мишель. Там же он сблизился с двумя другими начинающими поэтами — Гийомом Аполлинером (Apollinaire, 1880–1918) и его сподвижником Андре Сальмоном (Salmon, 1881–1969). В ноябре 1903 г. в официальном качестве «заведующего» (gerant) Деникер издавал вместе с ними «беллетристический журнал» «Le Festin d’Esope» («Празднество Эзопа»: 9 выпусков, с ноября 1903 по август 1904 гг.). Деникер поместил здесь три своих стихотворения, однако затем внезапно вышел из редакции (в июне 1904 г. его место занял Жан Моллэ) и, по витиеватому объяснению Аполлинера, пребывал с тех пор «в добровольном отшельничестве» (см.: Mercure de France. 16 Novembre 1911). Как можно предположить, для Деникера (со школьных лет страстного поклонника Малларме) были неприемлемы радикальный авангардизм Аполлинера и его экстравагантные выпады против символистов из общества «La Plume», собиравшихся в том же «Золотом Солнце». В 1905 г. стихи Деникера появились в стартовом номере «Vers et Prose», ставшего самым авторитетным журналом позднего французского символизма (среди подписчиков журнала был и И. Ф. Анненский, и, возможно, именно его комплект «Vers et Prose» находился впоследствии в библиотеке Гумилева: см.: Лавров А. В., Тименчик Р. Д. Иннокентий Анненский в неизданных воспоминаниях // Памятники культуры. Новые открытия. Ежегодник 1981. Л., 1983. С. 107–108; Rusinko Elaine. Acmeism, Post-symbolism, and Henri Bergson // Slavic Review. 1982. Vol. 41. № 3. P. 502; Исследования и материалы. С. 389). Последний раз в этом журнале Деникер публиковался в 1912 году, когда был объявлен его следующий сборник стихов «La Rive infinie» («Берег бесконечный»). Но книга так и не вышла в свет. По сообщению его брата, художника-кубиста Жоржа Деникера, поэт «три раза претерпел глубокий нервный срыв», вел жалкий, бродяжий образ жизни (ср. также: Salmon A. Souvenirs sans fin... P. 68–69) и в конце концов умер в совершенной нищете в приюте сестер милосердия. В Пушкинском доме хранится экземпляр единственной книги стихов Н. Деникера «Poemes: le decor, la lumineuse tempete, la venelle dolente, l’ultime clairiere» (Paris, 1907) с дарственной надписью: «Au poete Nicolas Goumileff. En temoignage de sympathie litteraire, Nicolas Deniker. Novembre <19>07» («Поэту Николаю Гумилеву. В знак литературной симпатии, Никола Деникер. Ноябрь <19>07»). То, что эта книга была выпущена издательством «L’Abbaye», позволяет предположить участие ее автора в весьма значимой в истории «первого Парижа» Гумилева биографической коллизии, связанной с взаимоотношениями русского поэта с литературно-художественной группировкой «Аббатство». Поскольку никаких прямых указаний на эти события в наследии самого Гумилева не сохранилось (о своем «приятеле» Деникере Гумилев упоминает лишь в письме к В. Я. Брюсову от 16 декабря 1907 г. — см. № 26 наст. тома и комментарий к нему), здесь необходим небольшой историко-литературный экскурс.

Литературно-художественная группировка «Аббатство» («L’Abbaye») была названа так в честь аббатства де Кретей (Abbaye de Creteil), чье запущенное здание посередине парка на берегу реки Марны к юго-востоку от Парижа осенью 1906 г. арендовали поэты Шарль Вильдрак (Vildrac, 1882–1971) и Рене Аркос (Arcos, 1881–1959), решившие осуществить свой утопический план созидания литературно-художественной «общины». В этом их поддерживал (в том числе и финансово) третий основатель «Аббатства» — поэт и художник Анри-Мартен Барзун (Barzun; 1881–1973). Впрочем, название группы также ассоциировалось и с «Телемским аббатством» — «анти-монастырем» Ф. Рабле, устав которого состоял из единственного правила «Делай, что хочешь» (см.: Рабле Ф. Гаргантюа и Пантагрюэль. Кн. 1. Гл. 52–58; ср. ст-ние Вильдрака 1906 г. «Je reve l’Abbaye — oh, sans abbe!»). «Аббатство» должно было являть собою «творческий приют», в котором братская коммуна одаренных людей будет жить и работать в непринужденной гармонии, свободной от материализма и технологических устремлений современного потребительского общества, чередуя умственный труд с физическим (земледельческим) трудом (один из «братства» — Александр Мерсеро (Mercereau, 1884–1945) — увлекался толстовством и ездил в Ясную Поляну в 1907 г.). Помимо того участники «Аббатства» работали в типографии, созданной ими для издания молодых авторов, не способных оплачивать большие авансы, обычно требуемые коммерческими издательствами. В первоначальный состав «Аббатства» вошли, — помимо Аркоса, Барзуна Вильдрака (вместе с женой Розой) и Мерсеро, — музыкант Альбер Дуайен (Doyen, 1882–1935), художник Альбер Глез (Gleizes, 1881–1953), типограф Лусиен Линар (Linard), поэт и писатель Жорж Дюамель (Duhamel, 1884–1966, родной брат Розы Вильдрак). Частыми гостями «коммуны» стали поэты Жюль Ромен (Romains; 1885–1972) и Жорж Шеневьер (Chenneviere, 1884–1927); многие писатели, художники, люди искусства (Анатоль Франс, Поль Фор, Франсис Вьеле-Гриффен и др.) посещали «воскресенья» «Аббатства». На большой летней выставке «Аббатства» 1907-го года побывало более 300 посетителей, и среди них — Ф. Т. Маринетти. Но к февралю 1908 г. «Аббатство» все же распалось, — отчасти в результате идейных разногласий, но главным образом по простой причине финансовой несостоятельности (неспособности платить аренду). Значение этой кратковременной литературной группировки в последующем творчестве ее приверженцев было достаточно велико. В частности, непосредственным порождением эстетики «Аббатства» считается «унанизм» Ж. Ромена (чей стихотворный сборник «La vie unanime: Poemes 1904–1907» вышел в издании «Аббатства» в начале 1908 г.), имеющий любопытные параллели с акмеизмом (см.: Rusinko Elaine. Acmeism, Post-symbolism, and Henri Bergson // Slavic Review. 1982. Vol. 41. № 3. P. 498–501; Шиндин С. Г. Мандельштам и творчество французских унанимистов (Из комментария к «культурологическому словарю») // Известия РАН. Сер. лит. и яз. 2005. Т. 64. № 6. С. 38–39). В соответствии с основными установками содружества, поэты «Аббатства» не думали создать определенной литературной школы и не имели единой творческой программы. Однако их объединяли отказ от излишеств и «искусственности» символизма, стремление к большей простоте и вещественности, до некоторой степени и социальная тематика. По наблюдению И. Анисимова, «творчество крупнейших поэтов, связанных с «Аббатством» <...> имеет много общих черт: всех их сближает необычайно легкая ранимость их сознаний; это очень хрупкие, не умеющие сопротивляться индивидуальности. Очень нежная, тончайшая лирика поэтов «Аббатства», беспочвенных людей (название одного из сборников Вильдрака «Песни разочарованного» представляется очень типичным), окрашена смутной неудовлетворенностью, которую нельзя даже назвать пессимизмом; она для этого слишком расплывчата» (Краткая литературная энциклопедия. Т. 1. М., 1930. Стлб. 8).

Безусловно созвучна с этими настроениями и книга стихов Н. Деникера, имевшего деловые контакты со своими издателями начиная со второй половины 1907 г. (в пространном списке 47-ми «членов-посетителей» «Аббатства» в архиве А. Мерсеро, доведенном до июля 1907 г., имя Деникера не значится (см.: Petronio A. Verites sur et autour de la Libre Abbaye de Creteil. Paris, 1973); предположение Г. П. Струве (Неизд 1980. С. 170) о том, что Деникер формально принадлежал к «Аббатству» нужно признать ошибочным). Заманчиво предположить, что именно Деникер тогда же познакомил с участниками «Аббатства» и Гумилева, однако документально это не подтверждено. Тем не менее, он присутствовал при встрече Гумилева с А. Мерсеро (по всей вероятности, на Soirees у художницы Е. С. Кругликовой в организованном ею «Русском Артистическом Кружке» (см.: Труды и дни. С. 179)). Мерсеро некоторое время жил в Москве и имел многочисленные «русские» литературные и личные связи: помимо уже упомянутых «толстовских» увлечений, он являлся поклонником и знакомым Брюсова, под псевдонимом Eshmer-Valdor сотрудничал как критик в «Весах» (1906. №№ 5, 9; 1907. № 1; под псевдонимом) и как штатный переводчик — в «Золотом руне»; в 1907 г. он вернулся в Париж с русской женой, не знавшей по-французски. В библиотеке Гумилева имелась его книга «Gens de la et d’ailleurs» («Люди оттуда и из других мест»: Paris: L’Abbaye, 1907) с автографом: «M. Goumileff. Hommage cordial. Al. Mercereau, 1908. 88 B. de Port Royal» («М-сье Гумилеву. Сердечный поклон. Ал. Мерсеро, 1908. 88 Бул. де Пор Ройаль»). Вместе с Деникером Гумилев бывал и у Р. Гиля (см. № 26 наст. тома), которого поэты «Аббатства» считали своим учителем и были завсегдатаями на его «пятницах». Помимо того, как сообщает П. Н. Лукницкий (Жизнь поэта. С. 56) Гумилев тогда же «охотно посещал дорогие кафе Closerie des Lilas и Cafe d’Opera», а первое из них было излюбленным местом встреч этой группы поэтов; там же по вторникам «принимала» редакция «Vers et Prose» (см. выше). Деникер, Аркос и Мерсеро наносили визиты супругам Гумилевым во время их свадебного путешествия в Париж в 1910 г. (Лукницкий П. Н. Acumiana. Встречи с Анной Ахматовой. Т. 1. 1924–1925 гг. Paris, 1991. С. 175). Следы парижских встреч 1907–1908 гг. наблюдаются и в дальнейшей биографии поэта: с Вильдраком Гумилев как будто дружил в 1917 г. (см.: СС IV. С. 542), а в последний год жизни, в статье «Анатомия стихотворения», говоря о акмеистическом «равновесии» в подходе ко всем аспектам поэтического творчества, Гумилев одобрительно упомянул о «распавшейся ныне группе Abbaye» (см. стр. 71–73 № 85 в т. VII наст. изд.). Однако Деникер в биографии Гумилева больше не фигурирует. Стр. 10–11. — Ср. впечатления А. Сальмона о «белых излияниях» этого «поэта Луны», переданных «в соответствии с классическими правилами» (Salmon A. Souvenirs sans fin... С. 65). Гораздо более сдержанный отзыв о ранней поэзии Деникера принадлежит Р. Гилю, рецензировавшему его «Poemes» для «Весов»: «В коротеньких поэмках, собранных в его первой книге, еще слишком много случайного, чтобы можно было выяснить общие тенденции его поэзии. Направление его мысли еще не определялось, и его ритмика еще не выработалась. Но мы полагаем, что Деникер должен быть осведомлен о великом поэтическом движении недавнего прошлого, так как он дебютировал в журнале «Vers et Prose»... <...> Ему предстоит, прежде всего, овладеть техникой своих предшественников и выяснить самому себе свою индивидуальность, чтобы перейти к широким синтетическим обобщениям поэзии завтрашнего дня» (Ghil Rene. Новые сборники стихов. Письмо из Парижа // Весы. 1908. № 3. С. 117). Стр. 13. — Переводы Гумилева из Н. Деникера неизвестны. Стр. 14. — О публикациях Гумилева в «Слове» см. комментарий к № 1 наст. тома. Издание литературных приложений («Понедельников») газеты прекратилось на номере от 3 июля 1906 г. В «Слове» также печатались стихи и критические заметки В. Кривича. Стр. 22. — Имеется в виду поэт и переводчик С. В. фон Штейн (см. комментарий к № 1 наст. тома и выше в настоящем комментарии). Возможно, в отличие от Кривича, Штейн оказался более аккуратным корреспондентом-критиком Гумилева, и между ними завязалась регулярная переписка. По крайней мере, Ахматова (как это можно понять из ее письма от 2 февраля 1907 г.) считала Штейна осведомленным в том, «что и как теперь пишет» Гумилев (Новый мир. 1986. № 9. С. 202–203). Однако, как вспоминал С. В. фон Штейн, после первых лет литературной деятельности Гумилева «стало все более чувствоваться для меня до сих пор причинно непонятное расхождение между нами — и с течением времени оно росло, а не уменьшалось. Интимно приязненны друг к другу мы не были никогда» (Последние известия (Таллин). 16 сентября 1922). В 1921 г. Штейн эмигрировал; жил в Тарту, был приват-доцентом Тартуского университета, участвовал в редакции газеты «Последние известия», в 1931 г. выпустил в Риге книгу «Пушкин-мистик». Умер в Германии. Стр. 24. — Инна Андреевна фон Штейн (урожденная Горенко, 1885–1906) — первая жена С. В. фон Штейна, старшая сестра Ахматовой, — умерла в Сухуми от туберкулеза легких 15 июля 1906 г. (см.: Черных В. А. Летопись жизни и творчества Анны Ахматовой. Ч. 1. М., 1996. С. 22, 24). Стр. 31. — О «гимназической лени» свидетельствуют ежегодные своды отметок, подробно приводимые П. Н. Лукницким в «Трудах и днях» (С. 153–168). Ср. также отзывы о Гумилеве его бывшего учителя Ф. Ф. Фидлера (Азадовский К. М., Тименчик Р. Д. К биографии Н. С. Гумилева (Вокруг дневников и альбомов Ф. Ф. Фидлера) // Русская литература. 1988. № 2. С. 172–173, 178–179). Стр. 32. — Наталья Владимировна Анненская (урожденная фон Штейн, во втором замужестве — Хмара-Борщевская, 1885–1975), жена В. И. Анненского-Кривича, сестра С. В. фон Штейна; после разрыва с Кривичем (1915) вышла вторично замуж за его племянника В. П. Хмара-Борщевского. Известны два ст-ния Гумилева, вписанные в ее альбом 21 января 1906 г.: «Искатели жемчуга» и «В этом альбоме писать надо длинные, длинные строки, как нити» (№№ 42, 43 в т. I наст. изд.); второе из них носит посвящение «Наталье Владимировне Анненской». Ей же посвящено ст-ние «Заводи» (1908) (№ 118 в т. I наст. изд.). Стр. 37. — «Шутка Гумилева, не принадлежавшего ни к каким политическим партиям, обыгрывает и популярность партии октябристов в Царском селе. С этим кругом царскоселов Гумилева были частые стычки. Орган октябристов, газета «Царскосельское дело», в 1908–1910 гг. постоянно травила поэта» (НП. С. 54). Стр. 39–40. — Дина (Надежда) Валентиновна Анненская (урожденная Славицкая, в первом замужестве Хмара-Барщевская, 1841–1917) — жена И. Ф. Анненского, мать Кривича. По воспоминаниям О. А. Федотовой, «она с большим уважением относилась к мужу, говорила, что «Кеня» гениальный человек, что много пишет, но его литературные труды нельзя печатать, так как они нашей эпохе непонятны, что он, «Кеня», живет «целым веком» вперед» (цит. по: Лавров А. В., Тименчик Р. Д. Иннокентий Анненский в неизданных воспоминаниях // Памятники культуры. Новые открытия. Ежегодник 1981. Л., 1983. С. 78). Кривич жил в это время вместе с родителями в доме Эбермана у Московских ворот (см.: Бунатян Г. Г. Город муз. СПб., 2001. С. 242–243). Стр. 44–83. — № 50 в т. I наст. изд. В слегка исправленном виде это ст-ние было также послано Брюсову в письме от 12/25 ноября 1906 (№ 8 наст. тома; в комментарии к ст-нию № 50 в т. I наст. изд. допущена ошибка в датировке письма Брюсову). Стр. 84–107. — № 51 в т. I наст. изд., автограф 1.

6

При жизни не публиковалось. Печ. по автографу.

Graham 1983, Неизд 1986 (публ. М. Баскера и Ш. Грэм), Полушин (без стихов), ЛН.

Автограф — РГБ. Ф. 386. К. 84. Ед. хр. 18. В стр. 41 после «должны» стоят слова «производить должны» (неудаленная описка).

Дат.: 17/30 октября 1906 г. — авторская датировка.

Письмо вложено в конверт, адресованный: «Russie. Москва. Театральная пл., д. Метрополь. Редакция журнала «Весы». Его Высокородию Валерию Яковлевичу Брюсову». Штемпель почтового отделения Парижа — Paris 28. R. de Pontoise 30.10.06. Штемпель московской экспедиции городской почты — 20.10.06.

Стр. 4–5. — Ср. запись П. Н. Лукницкого, относящуюся к гумилевскому пребыванию в Париже в 1910 г.: «...самым любимым занятием Гумилева была покупка книг. <...> И в Париже он не изменил себе: пропадал у букинистов на берегу Сены, в крошечных магазинчиках Латинского квартала и громадных книжных магазинах на Больших бульварах, на Монпарнасе <...> Целый ящик книг он отправил в Россию — там были все новые французские поэты, был и Маринетти <...> и другие» (Жизнь поэта. С. 107–108). Упомянутое «изящество» издания может быть воспринято как уайльдианская реминисценция: в начале четвертой главы «Портрета Дориана Грея» О. Уайльда герой в ожидании лорда Генри «томными пальцами перелистывает роскошно иллюстрированное издание “Манон Леско”» (об увлечении Гумилева «эстетством» О. Уайльда см. №№ 44 и 57 наст. тома и комментарии к ним). Образность романа аббата Прево (Prevost, 1697–1763) упоминается в «Надписи на книге» М. А. Кузмина (1909), обращенной к Гумилеву, и «Надписи на книге» самого Гумилева (1912), обращенной к Г. В. Иванову (см.: Соч III. С. 458, 572). Стр. 9–10. — «К сожалению, до нас не дошли именно те брюсовские письма, которые Гумилев оценил особенно высоко и перечитывал много раз. Но все же определенное представление о советах, даваемых мэтром, можно получить по ответам его адресата. Поэтическая выучка у Брюсова начиналась с технического усовершенствования стихотворной формы. <...> Упреки Брюсова в однообразии размеров и неточности рифм <...> заставили Гумилева не только искать путей расширения метрического репертуара, но и вырабатывать собственную трактовку размеров. Так, он связывал хорей с половым началом, в ямбе он видел «волевой характер»...» (ЛН. С. 402). Стр. 13. — Имеется в виду брюсовский перевод стихотворения Э. Верхарна «К северу» («Два моряка возвращались на север...»), вошедший в кн.: Верхарн Э. Стихи о современности. М.: «Скорпион», 1906. В РНБ хранится том «Стихов о современности» с дарственной надписью Брюсова Гумилеву 1907 г. (см.: Wiener Slawistischer Almanach. Bd. 9. 1982. P. 401). О Верхарне в этом контексте см. № 11 в т. VII наст. изд. и комментарий к нему. Стр. 14–15. — См. комментарий к стр. 16 № 1 наст. тома. Литературное приложение к газете «Слово» прекратилось 3 июля 1906 г. на № 19. Стр. 24. — Имеется в виду вторая книга стихов Вяч. И. Иванова «Прозрачность» (М.: «Скорпион», 1904). В 1912 г. Гумилев следующим образом подытожит свое отношение к «загадке» ивановской поэзии: «Конечно, крупная, самобытная индивидуальность дороже всего. Но идти за ним другим, не обладающим его данными, значило бы пускаться в рискованную, пожалуй, даже гибельную авантюру» (стр. 56–59 № 43 в т. VII; см. также №№ 32, 43, 57, 60 в т. VII наст. изд. и комментарии к ним). Стр. 26–28. — Неточно приведенная первая строфа из ст-ния «Beethoveniana»: в стр. 2 вместо «землею» у Иванова — «землей»; четвертая строка Иванова: «И прозрачный грустит Зевес». Стр. 28–29. — О значении дольника в последующих исканиях Гумилева см.: Зобнин. С. 72–77. Ср. в «манифесте» Гумилева: «...Акмеисты стремятся разбивать оковы метра пропуском слогов, более, чем когда-либо, свободной перестановкой ударений...» (№ 56 в т. VII наст. изд.). Стр. 29–30. — Начальные строки ст-ния Вяч. И. Иванова «Пан и Психея», тоже неточно процитированные Гумилевым; у Иванова: «Я видел: лилею в глубоких лесах / Взлелеял Пан». Стр. 30–31. — Это ст-ние в «Прозрачность» не входило. Оно было впервые опубликовано в статье Вяч. И. Иванова «Копье Афины» (Весы. 1904. № 10); под заглавием «Subtile virus Caelitum» вошло затем в «Северные цветы ассирийские» (М.: «Скорпион», 1905) и в раздел «Arcana» кн. 2 «Cor Ardens» (М.: «Скорпион», 1911). Стр. 36. — Строфа из приложенного к настоящему письму стихотворения «Император» (первый вариант ст-ния «Каракалла» (№ 53 в т. I наст. изд.). Стр. 42–43. — Р. Д. Тименчик приводит следующую любопытную цитату в качестве комментария-параллели к данному месту: «Это старое положение Мориса Граммона, к нашему удивлению, встречается и у новейших исследователей стиха: «Носовые гласные преобладают у французов главным образом в эротической поэзии. Прононс здесь передает гнусавость, которая возникает при слюноотделении, вызванном любовным томлением (I. Fynagy)» (Иржи Левый. Искусство перевода. М., 1974)» (цит. по: Тименчик Р. Д. Заметки об акмеизме (II) // Russian Literature. 1977. № V (3). P. 297–298). Стр. 44–46. — Фра Джованни да Фьезоле (Между 1395 и 1400 — 1455) — знаменитый итальянский живописец Раннего Возрождения, монах-доминиканец, настоятель монастыря Сан Марко во Флоренции, прозванный за добродетельную жизнь ангелоподобным (Беато Анжелико). Возможно, что интерес к красочной гамме великого итальянца возник у юного Гумилева под влиянием ст-ния Бальмонта «Фра Анджелико»:

Были бы мы озером лазурным

В бездне безмятежно-голубой,

В царстве золотистом и безбурном...

(см.: Бальмонт К. Д. Будем как солнце. М., 1903. С. 223). Р. Д. Тименчик указывает и на бальмонтовский перевод книги Р. Муттера «История живописи» (СПб., 1901. Часть первая) как на возможный источник подобной «цветописи»: «Для изображения мира ангелов, для выражения своего настоящего внутреннего мира [Фра Анджелико] нашел и вполне подходящую красочную гамму, нежную и радостную, состоящую из светло-синей краски, ликующе-красной, белокурой, светящейся, как медь, и, наконец, золотой, обдающей небожителей сияющим блеском» (Цит. по: Тименчик Р. Д. Заметки об акмеизме (II) // Russian Literature. 1977. № V (3). P. 297; см. также: P. 287). Творчество Беато Анджелико вообще было «знаковым» для русских писателей «серебряного века»: в печати этого времени даже возникла полемика по вопросу о близости его живописи «здоровому русскому вкусу» (см.: ЛН. С. 419). Ст-ние Гумилева «Фра Беато Анджелико» (1912) стало одним из «стихотворных манифестов» акмеизма и вызвало полемику с С. М. Городецким (см. № 84 в т. II наст. изд. и комментарий к нему). Стр. 52–53. — Брюсов в своем подходе к технике стиха привык отождествлять понятие «хорошо» с понятиями «много и разнообразно» (см.: Гаспаров М. Л. Брюсов-стиховед и Брюсов-стихотворец (1910–1920-е годы) // Брюсовские чтения 1973 года. Ереван, 1976. С. 15). Тема «освоения новых размеров» как особой формы «послушания» является одним из лейтмотивов переписки «учителя» с «учеником» (см. №№ 13, 59 наст. тома). Стр. 54–55. — Ср. в «стиховедческом» контексте настоящего письма восторженную оценку заслуг Брюсова перед русской поэзией А. Белого в пространной статье-отзыве на сборник «????????» (М., 1906): «Валерий Брюсов — первый из современных русских поэтов. Его имя можно поставить наряду только с Пушкиным, Лермонтовым, Тютчевым, Фетом, Некрасовым и Баратынским. Он дал нам образцы вечной поэзии. Он научил нас по-новому ощущать стих. <...> Во взглядах на поэзию Брюсов произвел глубокий переворот. Этот переворот обусловлен рядом положительных завоеваний в области формы. Не только словом, но и делом показал Брюсов, что форма неотделима от содержания... <...> Брюсов первый поднял интерес к стиху. Он показал нам опять, что такое работа над формой. И многое, скрытое для нас в творчестве любимых отечественных поэтов, засияло как день. Брюсов не только явил нам красоту своей музы, но и вернул нам поэзию отечественную.