– Шестнадцать снимков сделали. Которые из этих шестнадцати офицеры, нужно будет ещё выяснить, – брат Вадим подал великосхимному цилиндр и трость.

– Там, на линкоре, их человек пятьдесят офицеров, – заметил брат Ярослав, натягивая перчатки и надевая цилиндр. – Так что работайте, братия, работайте.

Туалет был закончен. Великосхимный придирчиво разглядывал себя в зеркале и, кажется, был собой доволен, а стоящий рядом с ним и разглядывающий своего руководителя брат Вадим заметил почти с восхищением:

– Хорош! Опричник царский!

***

Теперь «князь» разглядывал винную карту – прямо напротив стола, за которым обедали четверо молодых англичан. Сидел он к ним так близко, что мог расслышать отдельные фразы, которыми те обменивались во время обеда.

А говорили они, как и положено всяким служивым людям, конечно, о службе. Ну а о чём же ещё? Кажется, обсуждали своего строгого командира, который, как понял Горский, иногда делал им выговоры без должной учтивости.

– Словно матроса какого отчитывал! – жаловался один из них. Это был небогатый офицер, так как в отличие от своих товарищей надел под партикулярное платье форменные башмаки, а не модные лакированные туфли, в которые были обуты трое остальных его товарищей. К тому же у него была на часах серебряная цепь, тогда как все остальные носили золотые.

– Это что! – отвечал ему рыжий и плечистый молодой человек, сидевший напротив него. Судя по всему, он не принадлежал к кровной британской аристократии; скорее всего, его предки, кельты, выбились из нищеты торговлей или разбоем и заняли какое-то не последнее место в британском обществе. Подробных людей истинные англосаксы допускали в свой круг, но адмиральские чины подобным выскочкам не полагались. Почти. – Он в прошлую вахту сделал мне замечание при матросах. Даже не удосужился отвести меня в сторону. И за что? Вы не поверите, джентльмены! За то, что на поручнях трапа была грязь, и он испачкал перчатки!

– Вам, Дженкинс, нужно чаще бывать в своей боевой части! – флегматично заметил ему один из офицеров; кажется, он был старший по званию среди них и поэтому говорил чуть назидательно. – Матросская сволочь, если за ней не приглядывать и не вразумлять время от времени, начинает ужасно лениться. Если вы будете полагаться только на унтеров, вы и представить себе не можете, как не только поручни быстро зарастут грязью, но и важнейшие механизмы престанут работать. И вы…

Дальше брат Ярослав не расслышал, так как к нему подошёл официант и с елейной улыбочкой поинтересовался:

– Прикажете принести что-то?

– Ты не видишь, болван, что я ещё смотрю вашу винную карту? – с заметным раздражением на своём прекрасном немецком отвечал ему «князь». – Когда выберу, я тебя позову.

Официант исчез, а брат Ярослав снова напряг слух, и хотя в большом не пустом зале расслышать их было непросто, он всё-таки слышал, о чём они говорят.

– Чернь понимает только приказы, единственное возможное взаимодействие с низшими слоями – это безоговорочное утверждение своей воли, и имейте в виду: приказ, не подтверждённый силой, чернь просто игнорирует! – продолжал вещать старший из офицеров, он наколол на вилку кусочек и не ел его, пока не закончил свою речь. – И никакой свободы воли, никаких гегелей, никаких шопенгауэров, никаких вольтеров и всей это франко-немецкой чуши про личность и свободу выбора; только суровая и непреклонная воля англосакса может держать чернь в повиновении, а мир в порядке.

Конец ознакомительного фрагмента.