— Шах, иди пока цел. И всем тоже пора расходиться. — прорычал Дёма. Все мигом усвистели. Мой брат умел задушить авторитетом, это даже срабатывало со мной, не говоря об обычных смертных.

Как только ситуация успокоилась, Бельчонок убрала руки и отступила от меня на шаг. Опять собралась смыться, но я уже всё решил и не собирался играть с ней в прятки, поэтому быстро схватил её за руки и для надёжности как обычно переплёл наши пальцы.

— Ром, не нужно… — Бельчонок смотрела на наши руки и пыталась разжать пальцы, но я не собирался этого делать. Приподнял за бороду ее голову и зафиксировал нежно, чтобы не сделать больно, но в тоже время, не давая возможности отвернуться.

— Объясни, почему ты снова бежишь от меня? — смотрел прямо в ее голубые глаза и не намеревался больше ждать, мне нужно ее заполучить и нет времени додумывать самому, что у ее на уме.

— Ром, послушай. Все решили, что мы с тобой переспали и ты меня бросил. Давай не будем продолжать притворяться парой, если и так все решили, что мы расстались. — Богданова говорила едва слышно, было видно, что она смущалась или боялась быть услышанной.

— Бельчонок, ты серьёзно? Мне чихать, что думают или решили другие. Меня волнуешь только ты? Почему ты настаиваешь на том, что нам нужно расстаться? Я этого не хочу. — я был серьёзен как никогда, она не может уйти, потому что я этого не хочу.

— Почему? Почему, Ром, ты хочешь притворяться парой вместе со мной?

Рома

— Тебе как обычно — котлету и салат? — спросил я у Богдановой, когда мы пришли в столовую. — Садись, я принесу.

Катя кивнула. Я чмокнул Бельчонка в щёку, чтобы ни она, ни любопытные студенты, которые следили за нами, больше не сомневались, что мы вместе, мы не расстались. Я больше не собирался допускать разговоров о наших ссорах и расставаниях с Богдановой. Бельчонок умная девчонка ей так просто не навесишь лапшу на уши и вопросы она задаёт совсем не риторические, а вполне конкретные: почему не хочешь перестать притворяться, зачем тебе эти фиктивные отношения со мной? У меня на все эти вопросы только один ответ: я хочу Катю Богданову и пока только её. Но это ответ не для Бельчонка, она от такого ответа мне и пощёчину отвесит как Шаху и закроется от меня да так, что я до конца жизни не доберусь до её сладкого тела. Поэтому я рассказал Богдановой другую сказку. Сказку о том, что я еще недостаточно взбесил Шаха, что не хочу надоедливого внимания девчонок, что решил изменить мнение о себе. Подумал, что пора переквалифицироваться с мачо, который использует телок только для секса (хотя они только для этого и нужны), в приличного парня, способного на серьёзные отношения. Не знаю на сколько в это поверила Бельчонок, но согласилась продолжить быть моей фиктивной девушкой. Это её «фиктивная девушка», «притворяться парой» совсем мне не нравились. Это держало между нами дистанцию.

В буфете взял котлету, салат и сок для Богдановой и кофе для себя и направился к столику, где уже сидели Гор и Демьян. Бельчонок сидела напротив Дёмы, о чем-то с ним мило болтала и улыбалась. Она очень красивая, когда так открыто искренне улыбается. По- настоящему улыбается. Мне она никогда не адресовала таких улыбок. Со мной она притворяется. Притворяется девушкой, притворяется милой, притворяется улыбаясь. Подумал об этом и разозлился.

— Бельчонок. Чем это мой брат заслужил такую твою ослепительную улыбку?

— Есть чем. — ответила Богданова, продолжая улыбаться и смотреть на Дёму.

Твою ж мать.

Я собирался быть нежным с Бельчонком, не ругаться и не злиться, но как тут сдержаться, если меня всего подрывает. Хочу такое отношение только в мою сторону, а не для других парней. И пофиг, что это мой брат. Я уверен, что Дёма никогда не заинтересуется моим. Да и Богданова не в его вкусе. Брат предпочитает изысканных леди. Знаете, таких у которых все по максимуму. Одежда только лимитированных коллекций, прическа и макияж только из дорогого салона. А главное дама должна быть сдержанной. Такая средневековая принцесса, красивая, начитанная, но молчаливая, почитающая мужчину как Бога.

— Можно узнать поподробнее? — мне не терпелось потушить их игровое общение, потому что Дема отвечал моему Бельчонку такой же дурацкой улыбочкой и нежным блеском в глазах.

— Я благодарила Дёму за помощь. И вообще он очень классный. Тебе повезло с братом.

Я знал, что Демьян отвёз Бельчонка в общагу после клуба. Он сам рассказал в субботу, когда мы как обычно собрались у отца. Это был обязательный семейный субботний вечер за городом в родительском доме. Сколько себя помню, отец каждый субботний вечер посвящал нам с братом. Так он показывал нам свою любовь, дарил семейный уют. В остальные дни Ветров Дмитрий Иванович пахал как конь, развивал свой бизнес, чтобы у сыновей было всё. Мы с Дёмой были под опекой бабушки, точнее Дёминой бабушки по маме. У нас с Демьяном разные мамы. Мать Дёмы погибла в аварии, когда брату был всего лишь год. Она вышла в ближайший к дому магазин за продуктами и на пешеходном переходе её сбил пьяный водитель. Пока приехала скорая она уже умерла. Папа очень её любил, да и она его любила и Дёму. Мы часто пересматривали их старые фотографии. Фотографии счастливой любящей семьи. Я тогда завидовал Дёме. Представляете завидовал брату, которого любили и у которого была настоящая семья. И пусть он этого не помнит, но это у его было в отличии от меня. Меня никогда не любили, точнее мама не любила. Отец любил меня не меньше брата, хоть брат и был от любимой женщины. Мои родители никогда не любили друг друга. Отец настоял на браке, так как мама забеременела от него. Отец хотел еще раз попробовать создать семью, хотел мать для своих детей. Но Эльвира Ветрова не полюбила ни меня, родного сына, ни тем более Демьяна. Точнее сказать Дему она просто не замечала, а меня ненавидела. Ведь я стал причиной того, что она потеряла свою первую любовь Валеру. Он женился на другой, когда узнал, что Эльвира ему изменила и забеременела от другого. А затем и вышла замуж за перспективного богатого бизнесмена, которым был мой отец.

Это был удар по самолюбию для бедного, но талантливого художника Валерия Стужева, для которого мама была музой. Три года мама жила как жена Дмитрия Ветрова. Вот именно «как». Она не смогла полюбить отца, да и его детей, не смогла подарить нам материнской любви и ласки. Мы были для неё ошибкой. Ошибкой, которая лишила её любимого человека и счастья. А потом отец сдался, потерял надежду и прогнал её. Именно прогнал, после того как она продержала меня с Дёмой сутки в холодном промёрзшем подвале. Я до сих пор помню, как я там ревел. Ревел от холода, от обиды, от несправедливости, а главное от того, что наконец-то осознал, что я не любим родной матерью — обуза для неё. А ведь мы ничего тогда особого не сделали с Дёмой, просто носились по дому, с подаренными накануне отцом пистолетами, и играли в войну. Но Эльвиру нервировало просто наше присутствие в её жизни, поэтому она убрала нас с глаз и забыла. Забыла почти на сутки в подвале. Нас нашел отец, вернувшийся ночью домой и решивший поцеловать спящих детей. Он всегда укладывал нас спать, когда удавалось пораньше прийти с работы, иначе просто заходил в нашу комнату, вернувшись среди ночи, целовал и укрывал одеялом. Он был в бешенстве, когда нашел нас спящих в подвале. Мать в ночной сорочке была выставлена на улицу. Отец не позволил ей больше вернуться, хотя тогда она и не очень рвалась. Вернулась только раз забрать вещи, не зайдя даже ко мне, а я ведь лежал в кровати с воспалением легких.

Ещё через год мать родила от Стужева дочь Соню. Он дочь признал, но из семьи не ушёл, хоть мать и надеялась вернуть его. Эльвира осталась одна с дочерью. Вот тогда она стала появляться в моей жизни, не потому что полюбила, а потому что нужны были деньги на себя и на любимую дочь. Соню она боготворила и хотела для неё самого лучшего, даже и за счет меня. Помню, как она брала деньги у отца, чтобы свозить меня на море, чтобы типа побыть с сыном. Мы ехали втроём: я, мама и Соня. Я, чтобы просидеть весь отдых в номере отеля, а мама с Соней, чтобы провести время на море, поплавать, позагорать, накупить кучу вещей. Такие поездки к маме продолжались до лет десяти, пока однажды Дёма не увидел мои синяки и не рассказал отцу. Да мама била меня за любую провинность — за то, что Соня испачкалась, когда мы играли с ней вдвоем, за то, что мы разбили вазу, играя вместе с Соней в мяч и т. д. Я тогда очень разозлился на Дему, не разговаривал с ним, даже спал в гостевой комнате, а не в нашей. Для меня было важно общение с мамой, я все ждал, что она меня примет, полюбит. Пусть даже бьет, но это лучше, чем ничего, чем игнорирование моего существования. Пусть злость и ненависть, чем равнодушие от любимого человека. Я помню, что специально не плакал, не извинялся, чтобы она еще била, еще обращала на меня внимания. Она била, а я кайфовал от ее присутствия в моей жизни, чем она больше била, тем я больше от этого зависел. Не мог без этого, ведь это было единственная ее реакция на меня. Бьет значит любит.