Шрифт:
– Спасибо… ты тоже.
Внезапно Эд подскочил к решетке и начал шатать ее. Та ходила ходуном, громко лязгая и разбивая меня на тысячу осколков своим громыханием.
– Хватит!!!
Но он не успокаивался. И бил ей, как озверевший.
– Эдгар, перестань!!!
Юнец запрыгнул на горизонтальные прутья и стал прыгать и неистово орать.
– ВЫПУСТИ МЕНЯЯЯ!!!!!!!!
На грани потери сознания я закрыла уши ладонями и пронзителен заверещала. Мой сокамерник тут же стих и упал на колени перед решеткой спиной ко мне.
– Прости.
– Давно ты здесь? – попыталась разобраться я в сложившейся ситуации.
Его голос дрожал. Он говорил тихо, немного безумно.
– Я очнулся в темноте, я не знаю, сколько я здесь, ясно?! День, два… но когда включился свет, на скамье я увидел тебя без сознания. Как ты здесь появилась, я не знаю. Может и сразу… я не знаю… не знаю… ничего не знаю… Господи, что с нами будет.
Он начал всхлипывать.
– Послушай, Эд.
Я встала на холодный пол и вспомнила, что я еще и босиком. Я подошла к мальчику, села напротив него на корточки и взглянула ему прямо в глаза.
– Мы обязательно выберемся отсюда. Так просто не бывает. Наверняка мы в полиции, может в обезьяннике или вытрезвителе. Я вот была в баре. Наверное, натворила там делов. А где был ты?
Он сел на пол и запустил руки в волосы, не отрывая от меня свой пронзительный взгляд.
– Я был в метро. Я ехал домой после халтуры. Я учусь и подрабатываю, чиню компьютеры. Был поздний заказ, я еще удивился и даже не хотел браться, но платили хорошо… я помню бежал к метро со всех ног. Заказ был на другом конце города… а метро вот-вот бы закрылось. И я успел в последний вагон в закрывающиеся двери.
Он замолчал, он говорил медленно, словно восстанавливая цепочку событий или может сочинял на ходу. Мне было так тревожно рядом с ним.
– А потом свет погас, а зажегся здесь, в этой камере… и я увидел тебя.
Он заправил локон за мое ухо. Затем он встал и поднял меня за плечи.
– Ты вся дрожишь.
Эдгар скинул куртку и отдал ее мне.
– Одень скорее, заболеешь.
Он словно пришел в себя. А я благодарно надела приятно пахнущую теплую вещь. Я села на скамью, и мальчишка сел рядом со мной, но не слишком близко. Он совсем пришел в себя, будто вернулся в сознание, продолжая знакомство со мной.
– Сколько тебе лет?
– Двадцать четыре. А тебе?
– Девятнадцать.
Мы улыбнулись друг другу.
После неловкого молчания юнец с неподдельным интересом приступил к дальнейшим расспросам.
– Ты была одна в баре? Что ты помнишь последнее?
– Да, одна. Я выпила много. Я помню виски и помню бармена. Он назвал меня русалкой. А потом провал. И я тут… с тобой.
– Абсолютно ничего полезного… – фыркнул малыш.
Я поджала ноги, убрала с холодной плитки и укутала их моим платьем. В помещении пахло затхлостью… только крыс в нем не хватало. Вдруг я поймала себя на мысли, что у меня прошла головная боль. Так резко. Может и у Эда болела, и он поэтому так себя вел. Мы не могли в беспамятстве не заметить нашего «похищения», а значит нас опоили. На этой мысли я снова спустила ноги на ледяной пол.
– Леся, ты куда?
Не ответив, я встала и, подойдя к решётке, начала всматриваться в темноту и пытаться заглянуть за прутья. От тусклого света нашей «клетки» не было толку и я, максимально сощурившись, старалась разглядеть пространство напротив. Вдруг там зажегся свет, от неожиданности я отскочила назад. Передо мной оказалась такая же точно клетка, только без скамей. Нас разделял широкий коридор с грязным бетонным полом. Посередине стоял огромный пустой деревянный стул.
Эд положил руку на мое плечо, и я вздрогнула. Он нагнулся к моему уху и, почему-то шепотом, произнес.
– Леся, мне кажется, это не полиция.
– Это чей-то розыгрыш, так не бывает… только в кино… так не бывает… не бывает…
Я бормотала и бормотала себе под нос. Я не могла поверить, что это происходит со мной.
Глава 2. Тяжелый день
Накануне ночью. Данила.
Сегодня был очень тяжелый день… к тому же я сегодня за бармена. Андрюха заболел, и вот я у станка. Я очень устал от этого бизнеса, который приносил все меньший доход, но это был мой единственный источник заработка. И вот все столы заняты, шумно и людно, как никогда. В сердце затеплилась надежда, что дела пойдут в гору. И Игорек сегодня почти не фальшивил. На этой оптимистичной ноте вошла она. Нет не вошла, а заплыла… белокурая русалка…
Такой грустной девушки я не видел ни разу за всю свою жизнь. А мне уже под сорок и в своей работе я повидал не мало, мягко говоря. Она была так подавлена и так прекрасна в своем горе. Босая и мокрая насквозь, словно вышла из морской пучины прямо в мой бар. Ее полупрозрачное белое платье облепило идеальные округлые бедра и просвечивало стоячую девичью грудь без бюстгальтера… мокрые длинные волосы струились по лицу, шее, груди…
Она была совсем юная, очаровательная, притягательная, манящая. И она плыла ко мне навстречу. Время остановилось. А мое сердце бешено билось в такт ее семенящим шажкам. Все вокруг замерли словно в преддверии чуда. К жизни меня вернула фраза.