— …оторвал бы твою башку, — говорил тот, — если бы не дал слово Дафне не делать этого.

— Представляю, какого труда стоило тебе это обещание, — сказал Саймон с искренним сочувствием.

— Ты прав как никогда, — хмуро подтвердил Энтони, не имея ни малейшего желания пускаться в язвительную полемику.

Саймон тоже не хотел этого. Некоторое время он терпел брюзжание Энтони лишь потому, что не решался спросить о

Дафне. Да и ответит ли он?

— Отправляя тебя ко мне, — в конце концов спросил Саймон, — не просила она, чтобы я поскорее вернулся?

— Нет, — отрезал Энтони. И тут же полез в карман, вынул оттуда конверт и кинул на стол. — Но я застал ее, когда она как раз собиралась отправить тебе с посыльным вот это.

С растущим страхом Саймон смотрел на желтоватую поверхность конверта. Письмо могло означать только одно. Самое худшее… Нет, не худшее, но страшное… Опять не то слово!.. Трудное, запутанное. Несущее новые сложности и не сулящее выхода.

Он хотел что-то сказать, хотя бы простое «благодарю», но в горле стоял твердый ком. Энтони продолжал говорить:

— …и я заверил сестру, что с удовольствием выполню роль посыльного и доставлю тебе письмо. Надеюсь, не слишком ласковое, — добавил он насмешливо.

Саймон не обратил ни малейшего внимания на его слова. Он с трудом взял конверт — так дрожали руки. Лишь бы Энтони не увидел этого. Но Энтони увидел.

— Что с тобой? — спросил он с плохо скрытым беспокойством. — Тебе нехорошо? Почему ты побледнел?

— Тому причиной радость от нашей встречи, — попытался отшутиться тот.

Энтони пристально вглядывался в Саймона, и в нем происходила нелегкая борьба между непроходящим чувством злости и тревогой за друга, которая все больше овладевала им.

— Ты болен? — участливо проговорил он.

— С чего ты взял? — ответил Саймон и отложил конверт. — Возможно, больна Дафна? — спросил он с дрожью в голосе, кивая на письмо и еще больше побледнев. — Она плохо выглядела, когда ты видел ее перед своим отъездом? Отвечай!

— Она выглядела превосходно, — медленно сказал Энтони и замолчал. Потом, встрепенувшись, живо проговорил:

— Саймон, ответь честно: что ты здесь делаешь? Зачем приехал сюда после свадьбы? Что случилось? Ведь совершенно очевидно — ты любишь Дафну. И насколько могу понять, она отвечает тебе тем же. В чем же дело?

Саймон прижал пальцы к вискам — последние дни у него часто болела голова — и устало произнес:

— Есть вещи, о которых ты не должен знать… — Он прикрыл глаза от боли и потом договорил:

— А узнав, не смог бы понять. Никогда.

Последовавшее молчание длилось значительно больше минуты. Когда Саймон открыл наконец глаза, он увидел, что Энтони направляется к дверям. Оттуда он повернулся и сказал:

— Я не собираюсь тащить тебя в Лондон, хотя был бы не прочь сделать это. Дафна должна знать, что ты поступил так по собственному желанию, а не оттого, что ее старший брат толкал тебя в спину дулом пистолета.

Саймону пришла в голову совершенно неуместная мысль о том, что именно под этой угрозой он недавно женился на Дафне, но, разумеется, он не произнес нич звука. И тут же подумал: даже если бы все сложилось иначе, он, преклонив колени, просил бы ее руки. Только чуть позднее и не при таких драматических обстоятельствах.

— …Прежде чем уехать обратно, — говорил Энтони от дверей, — считаю необходимым сообщить тебе, что в обществе уже начались пересуды. Люди недоумевают, отчего Дафна вернулась в Лондон одна спустя всего каких-нибудь две недели после довольно поспешной женитьбы. Дафна старается не обращать внимания, не подавать виду, что ей это небезразлично, но это ее, безусловно, ранит. И разговоры, и шушуканье, и жалостливые взоры. Ко всему проклятая сплетница Уислдаун не перестает писать о ней в своей дрянной газетенке…

Откровенно говоря, Саймон забыл, вернее, вовсе не ду-мдл о мнении так называемого света, о сплетниках и злоязычницах типа самозваной леди, о ее желтой газетенке. Только сейчас, слушая Энтони, он понял, чего стоили и стоят Дафне общественные пересуды.

Энтони еще некоторое время уделил брани и проклятиям по адресу «леди Уислдаун» и иже с ней, а затем уже спокойнее сказал:

— Советую тебе обратиться к врачу, Гастингс. Ты не очень здоров. А потом сразу возвращайся к своей жене. Прощай.

С этими словами он вышел из кабинета. Саймон его не удерживал, так как знал характер своего нежданного гостя и, кроме того, понимал, даже одобрял его нынешнее поведение. Если бы у него самого, подумал он с кривой усмешкой, была такая сестра, как Дафна, и кто-либо повел бы себя по отношению к ней подобно ему, Саймону, он бы наверняка отнесся к этому Саймону покруче, чем Энтони к нему сейчас.

Но долго он не позволил себе думать об этом — мысли занимал желтоватый конверт, привезенный его другом. (Или уже недругом после всего происшедшего в последние месяцы?)