– Вот! Слова настоящего комсомольца! – влез замполит, стремясь как всегда перевести разговор на нравоучительные рельсы.

Пепеляев подавил гримасу, явно перекормленный главпуровской пропагандой ещё на той войне, и вернул офицерское совещание в деловое русло, а меня зазвал к себе по окончании.

– Мошкин! – он занял стол моего бывшего комполка под портретами Сталина и Мао Цзедуна. – Завтра посмотрю, на что ты способен кроме как языком молоть. Не комсорг в прошлом?

Я покопался в памяти Володи и ответил:

– Никак нет. Просто – член ВЛКСМ.

– Ладно. Вот и проверим. Скажи, ты видел бой снизу, с земли. Твои выводы? – он перешёл на «ты», что неплохо.

– Так точно, видел. Для реактивных самолётов – неправильный бой. Потому так мало побед у них и ни одной у нас.

– Подробнее?

– У фрицев был такой пилот Эрик Хартманн. Он хвастался, что ни разу в жизни не ввязывался в бой, но сбил больше трёхсот русских. Брешет, наверно. Но метод его правильный – налетел, выстрелил, сам свалил подальше независимо от того, попал или нет.

– Откуда знаешь?

– Ветеран один рассказывал. Я ж молод был с Хартманном встречаться. В войну только в лётное поступил.

– Нам такая тактика не годится. Главное же – штурмовики и «Суперкрепости» не пропустить.

– Так точно. Значит, часть самолётов пусть нападает на «Сейбры», отвлекает их на себя, остальные должны мочить тихоходов. Но… Евгений Георгиевич! – раз он мне на «ты», использую неоднократно за день услышанное имя-отчество полковника. – Что-то мне подсказывает, не увидим мы Б-29 в ближайшие дни.

– Ну-ну. Это уже интересно.

Он откинулся на стуле и оставил в покое терзаемый карандаш.

– Как немцы действовали двадцать второго июня? А против англичан годом ранее? Налетали на аэродромы, сбивали истребителей в воздухе. Боролись за превосходство. Американцы работают как немцы – сначала хотят вернуть превосходство в воздухе. То есть нас или перебить, или запугать. Тогда бомбардировщиков пошлют. Сегодня проба была, и очень хорошо, что наглецы получили отпор.

– Ещё бы предупредили бы нас хоть минуты на три ранее… – Пепеляев в раздражении хлопнул ладонью по столешке. – Жалуются на помехи, на малую высоту подхода «Сейбров». Но мне до лампочки их оправдания.

– Так что мешает службу ВНОС организовать, как в Великую Отечественную? Посадить слухачей там, где река в залив впадает, пусть слушают. Мы это место называем «сосиской».

– А это мысль! Странный ты, Мошкин. Замечаешь многое, что другие видят, но непонятный мне. Пойдёшь моим ведомым. Погляжу на тебя.

– Спасибо, товарищ полковник! Не подведу.

Когда вернулись в Андун, Володька снова начал приставать с расспросами.

«Вот ты американцев с фашистами сравнил. А сам – за кого, если был за англичан?»

«Изначально? За Двенадцатый Молниеносный легион, подчинённый Гаю Цестию Галлу, владыке Сирии».

«Чего?!»

«Какой вопрос – такой ответ. Когда я был человеком, командовал центурией, потом легионом. Погиб на Иудейской войне. Сражался за Рим против евреев».

Так далеко в прошлое мой попутчик вопросами не забирался. Я сжалился.

«Пропустим девятнадцать веков истории. Перед Второй мировой войной меня отправили в этот мир с заданием насолить немцам. Я воевал против них и убивал везде, где только мог дотянуться, в Испании добровольцем, потом угнал советский истребитель И-153 и перелетел к полякам, пока они отмахивались от немцев и словаков, там тоже пострелял, хоть и мало».

«А дальше?»

«Перебрался в Великобританию».

«На И-153?»

«Нет, конечно. Самолёт пришлось сжечь. Сбежал через Румынию, оформил липовые документы на фамилию Хант, это всё равно, что Петров-Иванов в России. Поступил в авиашколу в Великобритании, служил, опять воевал с немцами. Остальное ты знаешь, я рассказывал».

«Да. До сих пор не могу поверить. Как и то, что ты живёшь во мне и всем заправляешь. Обидно, сука…»

«Согласен. Обидно. Но если бы не я, ты разбился бы ещё в первый раз, попав в валёжку, и вместо дружеского пих-пиха с китайской медсестричкой чалился бы на зоне среди сотен подобных тебе заключённых грешников. Так что – скажи спасибо».

«Не скажу».

«Все вы, грешники, упёртые. Ладно, владелец моего прежнего тела ещё упрямее был. Лет пять понадобилось на перевоспитание».

«И ты его убил».

«Да! Но это было совместное решение. Заодно я выторговал ему смягчение пребывания в преисподней за самоотверженное принятие смерти. Мы очень важного немецкого гада протаранили, он полетел на тот свет вслед за Ваняткой».

Сосед по комнате громко всхрапнул на койке и перевернулся. Слышал бы он, какой диалог идёт в голове у непонятного лётчика из чужого полка, да ещё не пожелавшего вернуться в Союз, точно позвал бы санитаров. Особенно от продолжения беседы.