Шрифт:
Из предосторожности я решил не окликать громко хозяина кузни – не на русском же его окликать! Я подошел поближе, прислушался, огляделся. Меня сопровождала лишь полная тишина. Строение, как я уже отметил, было необъяснимо обширное, передо мною на выбор, как в волшебном сказании, было несколько массивных дверей, и одна была чуть приоткрыта. Я заглянул чрез нее в сумрак и… осмелился войти.
Ты спросишь меня, любезный читатель, не увидел ли я там меч-кладенец, выкованный чудесным кузнецом, что выстроил столь странную кузницу? Признаюсь, увидал я вдруг нечто более поразительное, а именно латного призрака баснословных времен, словно сошедшего со страниц рыцарских романов! Я так и остолбенел в ожидании, что он вызовет меня на поединок! Однако в следующий миг будто набатный колокол ударил у меня в голове – и я провалился в бездонную тьму.
Глава 4
ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ
С явлением железного рыцаря, нашествием мародеров, превращением дуэли в сражение, с гишпанскою корридою, двадцатью одним убитым и двумя ранеными
Две контузии на одну голову в один день не чересчур ли будет? Рассудить по здравому разумению, так точно чересчур, и даже потерять можно было его, здравое-то разумение от двух контузий. Однако день тот был необыкновенным, и все происходило в нем необыкновенно. Очнулся я начисто протрезвевшим и с головою поразительно ясною, хотя и несколько тяжелой.
Обнаружил я себя в той же самой полнейшей тьме, в кою и провалился. Было подо мною, однако, мягко и удобно, густо пахло сеном, на коем я устроился в бесчувствии… или же был кем-то устроен. Пошевелившись, я нашел сильное неудобство: весь я был спутан по рукам и ногам, будто муха, угодившая в паутину. Прозрение не замедлило полыхнуть ночною зарницею: видно, вновь угораздило меня попасть в полон к своим, вот незадача!
Подтверждение той острой мысли получил я всего через пару мгновений. Послышался шорох – похоже, вблизи, но за тонкой стеною или же дверью; а за шорохом – негромкий голос вопросил кого-то:
– Так оттащим, что ль, чего страху терпеть-то?
И другой, более басовитый и решительный воспретил:
– Пока не смеркнется, не угомонятся хранцы, никак не можно.
Первый вновь робел:
– А как найдут ево?.. Что с нами-то сделают? Высекут да стрельнут разом.
– Да кто ж его хватится? – хмыкнул важно первый. – Он у них белой вороною… То сама барышня сказывали… Залетела да улетела не знамо куда.
– А как очнется да каркать примется во всю глотку? – не унимался в опаске первый.
– Да кто ж его услышит-то отсель? – снова хмыкнул другой, но уже с меньшею уверенностью.
– Однако ж я б законопатил… Вон тряпку свернуть и законопатить покамест хранцу глотку-то, – предложил опасливый молодец.
– Законопатить, может, стоит, – пробормотал в раздумьи второй, поддавшись-таки страхам собеседника.
Послышался скрип. Дверца отворилась. В полусумраке я различил коренастую фигуру.
Зайти обоим запросто я не дал. Как только первый, вернее второй из говоривших, шагнул с хрустом на сено, я рявкнул во всю глотку так, что «чугунок» мой загудел и искорки из глаз разлетелись в стороны:
– Вот я вам сейчас самим законопачу, дурни! И не только глотки ваши! – И прибавил к той угрозе еще пару крепких выражений из простонародного нашего арго, дабы обоим сразу ясно стало, кого они «оттащить» осмеливаются.
Фигура качнулась назад, тесня заднего.
– Ты кто тут?! – в изумлении пробормотал вошедший.
– Кто-кто! – не шутя, свирепел я. – Дед Пихто! Развязывай живо, не то я сам вас высеку и стрельну разом.
– Мы же хранца вязали, – никак не мог разобраться молодец.
– Свет давай – увидишь, кого вязал. Живо! – продолжал я начальствовать, пока, впрочем, бесплодно.
Отворилась еще какая-то дальняя дверь, свет проник, и я еще не по лицу, обращенному ко мне, но по очертаниям узнал кузнеца. Гневу во мне поубавилось, я вспомнил, что кузнец герой, и, видно, теперь тоже геройское дело задумывал, да промахнулся.
– Так ты ж и есть тот хранц! – все так же бестолково бубнил ошеломленный кузнец.
– Вот я тебе задам «хранца»! – снова зарядившись гневом, рявкнул я. – Перед тобою переодетый русский офицер в разведке. Понял, дурень, на кого попал?
Кузнец перекрестился и пробормотал совсем тихо:
– Не черт ли?
Сообразил я, что в лоб его гневом и громом не проймешь.
– Грамоте учён ли? – вопросил я его как можно спокойнее.
– Учён, – на мое счастье, подтвердил малый.
– Кто учил? – усилил я напор на сей фланг.
– Сама барышня Полина Аристарховна учили, – не без гордости отвечал кузнец, и, судя по твердости голоса его, соображение к нему уже возвращалось.
– Тогда с осторожностью вынь у меня из-за пазухи важное донесение да начни читать его, – сказал я ему. – Может, тогда отличишь «хранца» от того, кого оглушил и повязал по дурости.