– Здесь не достаточно одного беглого взляда, - покачал головой везирь халифа аль-Адида.
– Здесь не достаточно прислушиваться только к гомону толпы. Египет - это очень глубокий омут, и не сразу разглядишь, какие крокодилы в нем водятся. Да, отец, здесь все еще правит династия еретиков. Но эти еретики - возможно, с помощью самого Иблиса или духов пустыни - привели Египет к процветанию. Здесь в руках не только самого халифа, не только его придворных и у купцов, но и в руках тысяч ремесленников сосредоточено огромное богатство, и в нем заключена сила куда большая, чем в любом войске. Я вижу, я чувствую, что опорой своего благополучия египтяне вольно или невольно считают халифа, каким бы слабым и малодушным он ни был. Если сегодня я возьму приступом дворец халифа и опрокину его трон, завтра со дна омута поднимутся такие чудовища, с которыми мне не совладать. Великий атабек не видит этого омута из далекого Халеба, отец.

Некоторое время Наим ад-Дин Айюб сидел в раздумьях, пощипывая бороду.

– Кстати о богатстве Египта, - как бы невзначай проронил он.
– Легко понять, почему великий атабек волнуется. Он мог бы вдвое увеличить свое войско и напасть на франков, уже не опасаясь предательских ударов в спину. Приходит пора джихада. Медлить не достойно...

– Отец, я тоже поклялся Всемогущему Аллаху вести джихад против франков!
– невольно повысив голос, изрек Юсуф.
– И я поклялся Всемогущему Аллаху изгнать франков из Палестины. Если бы Всемогущий Аллах не принял моей клятвы, разве Он оставил бы мне жизнь?

У добродетельного Айюба приподнялись брови.

– Ангел Смерти приходил ко мне, отец, - уже тихим голосом добавил Салах ад-Дин.
– И когда я повторял клятву, он всякий раз отходил, чтобы забрать душу другого.

– Ты говоришь о доблестном эмире Ширку, твоем дяде?
– осторожно спросил Наим ад-Дин Айюб.

– Я не видел, к кому Асраил удалился от меня в ту ночь, когда скончался везирь Ширку, - сказал Салах ад-Дин.

– Мы слышали, что доблестный эмир поддался роскоши и стал вести невоздержанную жизнь, не достойную правоверного мусульманина, - проговорил его отец, брат покойного Ширку, хмуро сводя брови.
– Возможно, его постигло наказание... Но я хочу напомнить тебе, Юсуф, что великий атабек всегда являл собой пример благочестия, ясный и сверкающий, как ограненный алмаз.

– Несомненно, великий атабек аль-Малик аль-Адиль Нур ад-Дин Махмуд - самый благочестивый из всех правителей на землях Пророка, мир да пребудет над ним, - искренне подтвердил везирь халифа-еретика слова своего отца.

Действительно, в ту пору лишь один из правоверных властителей, Нур ад-Дин, вел почти аскетический образ жизни.

– Его сердце горит стремлением к джихаду . Всемогущий Аллах велит ему скорее продолжит дело отца, - настойчиво внушал своему сыну посланец атабека.
– Если у тебя еще не достает сил сместить халифа, то у тебя должно хватить ума прибрать к рукам хотя бы часть несметных богатств. Тот же Шавар даже в пору своих неудач без труда подкупал своих врагов и друзей, легко тратя на это не менее ста тысяч динаров в год. Даже такой суммы хватило бы атабеку, чтобы значительно укрепить свои силы.

Салах ад-Дин сделал гневный вид:

– Уж не думаешь ли ты, отец, что золото стало прилипать к моим рукам, стоило мне сделаться везирем?

Наим ад-Дин Айюб пристально посмотрел сыну в глаза и даже прищурился, словно ему пришлось вглядываться в яркий огонь.

– Аллах свидетель, такой гнусной мысли не могло появиться у меня в уме, - ответил он твердо.

– А у великого атабека?
– полюбопытствовал Салах ад-Дин.

Добродетельный Айюб колебался одно мгновение.

– Что, как ни твоя бескорыстность подвигла его настаивать на том, чтобы ты отправился в Египет вместе с эмиром Ширку?
– ответил он вопросом на вопрос и тут же добавил еще один: - Кто как не ты, Юсуф, мог предостеречь моего доблестного, но простодушного брата от опрометчивых шагов?

– Однако в этом деле меня в конце концов постигла неудача, - развел руками Юсуф. Верно, по этой причине великий атабек и расстроен. Когда он дал своему доблестному и преданному эмиру большое войско, то полагал, что эмир наведет в Египте новый порядок. Он не ожидал от него ни разгульной жизни... ни столь скорой кончины.

– По правде говоря, он так и сказал мне: "Самая большая оплошность, которую я пока совершил в жизни - то, что послал в Египет твоего брата", - тихо признался Наим ад-Дин Айюб своему сыну.

– Однако, посылая меня в Египет, великий атабек часто поминал древнее предание о "прекраснейшем Юсуфе", попавшем в Египет рабом и ставшем близким советником царя...- напомнил тот отцу.

– Ему казалось, что тебе, Юсуф, немного не хватает честолюбия.

– Значит, это вторая оплошность великого атабека?
– усмехнулся Салах ад-Дин.

Наим ад-Дин еще больше нахмурился. Взяв с блюда финик, он сначала долго, совсем по-старчески жевал его, а потом еще дольше катал языком косточку.

– Аллаху виднее, - наконец обронил он ответ и только следом выплюнул косточку.
– Могу сказать только одно: атабек доверяет тебе, как и прежде, но все же начинает беспокоиться... У нас много завистников, Юсуф, сам понимаешь.

– Отец, ты отказался стать везирем. Тогда становись моим главным казначеем, - внезапно просветлев лицом, решительно проговорил Салах ад-Дин.
– Раз великий атабек послал тебя ко мне с увещеваниями, значит он доверяет тебе куда больше, чем мне. И это справедливо: у тебя перед ним гораздо больше заслуг. Если ты стаешь казначеем, то легко развеешь все его сомнения и тревоги и тем самым поддержишь честь нашего рода. А кроме того я хочу отдать тебе, как самому преданному слуге великого атабека, именно те города, которые, волею Аллаха, мне удалось отстоять от неверных. Я имею в виду Александрию и Дамьетту.