Поколебавшись, я все же положила браунинг в кобуру у кровати. Сегодня у нас с Эдуардом битвы не ожидалось, а если кто-то или что-то пробьется через мои новые замки, ему придется встретиться с Эдуардом. Нет, сейчас мне ничего не грозит.

Он сидел на моем диване, вытянув скрещенные в лодыжках ноги. Плечи его опирались на подлокотник дивана.

— Будь как дома, — сказала я.

Он улыбнулся:

— Ты мне расскажешь про вампиров?

— Да, но я пока решаю, сколько именно тебе рассказать.

Он улыбнулся еще шире:

— Ну естественно!

Я поставила две чашки, сахар и настоящие сливки из холодильника. Кофе капал в стеклянный ковшик. Аромат шел резкий, теплый и такой густой, что хоть на руки наматывай.

— Как тебе сделать кофе?

— Как себе.

— Никаких личных предпочтений? — посмотрела я на него.

Он покачал головой, не вставая с дивана.

— О’кей.

Я разлила кофе по чашкам, положила по три куска сахара и побольше сливок в каждую, размешала и поставила на столик.

— А ты мне его не принесешь? — спросил он.

— Не стоит пить кофе на белом диване, — сказала я.

— А!

Он поднялся одним плавным движением, весь изящество и энергия. Это впечатляло бы, не проведи я почти всю ночь с вампирами.

Мы сидели друг напротив друга. Глаза у него были цвета весеннего неба — теплый бледно-голубой цвет, который умудряется еще выглядеть холодным. На лице у него было дружелюбное выражение, а глаза следили за всем, что я делаю.

Я рассказала ему про Ясмин и Маргариту. Я только опустила Жан-Клода, жертву вампиров, гигантскую кобру, вервольфа Стивена и Ричарда Зеемана. Так что рассказ получился очень коротким.

Когда я закончила, Эдуард сидел, попивая кофе и глядя на меня.

Я пила кофе и смотрела на него.

— Это объясняет ожог, — сказал он.

— Ну и отлично, — отозвалась я.

— Но ты очень много опустила.

— Откуда ты знаешь?

— Потому что я за тобой следил.

Я уставилась на него, подавившись глотком. Когда я смогла заговорить, не кашляя, я переспросила:

— Ты — что?

— За тобой следил, — повторил он. Глаза его все еще были равнодушны, улыбка приветлива.

— Зачем?

— Меня наняли убить Мастера города.

— Тебя наняли для этого три месяца назад.

— Николаос мертва, а новый Мастер — нет.

— Николаос ты не убивал, — сказала я. — Это я сделала.

— Верно. Хочешь половину денег?

Я покачала головой.

— Тогда чем ты недовольна? Помогая тебе, я чуть не лишился руки.

— А я получила четырнадцать швов, и оба мы получили по укусу вампира.

— И очищались святой водой, — напомнил Эдуард.

— Которая жжет хуже кислоты, — вспомнила я.

Эдуард кивнул, попивая кофе. Что-то шевельнулось в его глазах, неуловимое и опасное. Я могу поклясться, что выражение его лица не изменилось, но вдруг я оказалась не в состоянии отвести взгляда от его глаз.

— А зачем ты за мной следил, Эдуард?

— Мне сказали, что у тебя встреча с новым Мастером.

— Кто тебе сказал?

Он покачал головой, и его губы искривила эта непроницаемая улыбка.

— Я был сегодня в «Цирке», Анита, и видел, с кем ты была. Ты якшалась с вампирами, потом поехала домой. Следовательно, один из них — Мастер.

Я старалась сохранить бесстрастное лицо — слишком бесстрастное, так что было заметно усилие, но не панический страх. Эдуард за мной следил, а я об этом не знала. Он знал всех вампиров, с которыми я сегодня виделась. Список не очень длинный. И он сообразит.

— Постой, — сказала я. — Значит, ты бросил меня драться со змеей и не попытался помочь?

— Я вошел, когда толпа выбежала. Когда я заглянул в палатку, все уже почти кончилось.

Я пила кофе и пыталась сообразить, как улучшить ситуацию. У него контракт на убийство Мастера, и я привела его прямо к нему. Я предала Жан-Клода. Так что, отчего это меня волнует? Эдуард изучают мое лицо, будто хотел его запомнить. Он ждал, что лицо меня выдаст. Я очень старалась быть бесстрастной и непроницаемой. А он улыбался своей улыбкой пожирателя канареек. Очень он был собой доволен. А я собой — нет.

— Ты сегодня видела только четырех вампиров: Жан-Клода, темнокожую экзотку, которая, очевидно, Ясмин, и двух блондинок. Их имена ты знаешь?

Я покачала головой.

Он улыбнулся шире:

— А знала бы — сказала бы?

— Может быть.

— Блондинок можно отставить. Ни одна из них не «Мастер вамп».

Я смотрела на него, заставляя себя сохранять лицо нейтральным, лишенным выражения, бесстрастным, внимательным, пустым. Бесстрастность — не мое любимое выражение лица, но, может, если потренироваться…