К ним подошёл капитан Солмундссон. Он уже снял шлем и улыбался во весь рот.

– Видали? Не всех во Владении можно заставить подчиняться. Но у нас имеются пушки, способные расщеплять материю на самые простые частицы, – он вытащил из-за пазухи выжигательницу и потряс ею. – Мы господствуем благодаря эфирной науке.

Готрек вперил тяжёлый взгляд в кристалл, а затем перевёл его на Солмундссона.

– Ты мог выбрать другой курс. Ты мог уклониться от них. Но ты хотел покрасоваться, да? А вторую стаю не заметил.

Солмундссон открыл рот, чтобы ответить, но Готрек ткнул его пальцем в грудь, продолжив говорить:

– Никаких больше игр. Вези меня в свой проклятый город и вытаскивай эту хреновину из моей груди. Или я проверю, умеешь ли ты летать без корабля.

ГЛАВА ЧЕТЫРНАДЦАТАЯ

– Это был один из первых зонбеков Солмундской Компании, – произнёс капитан Солмундссон, опираясь на поручни. – Вальдрахский перевал всегда был ключевым узлом на маршрутах наших торговых флотилий.

После нападения дымовых драконов прошло уже несколько часов. Маленет вместе с Готреком, Трахосом и Солмундссоном стояла на баке. Они смотрели вперёд, где вдали уже показалась горная гряда. В окружающей темноте горы выглядели неприступными и зловещими, но Маленет видела узкий проход, о котором говорил Солмундссон, — тонкую полоску лунного света, рассекавшую монолитную тьму.

– А сейчас вы его потеряли? – спросила она.

Лицо Солмундссона исказилось от боли.

– Мы владели им веками, как и ещё многими другими, но гроты расплодились в невиданных доселе масштабах. Всё, что мы успеваем построить, они тут же разрушают. И везде, где им стоит только появиться, земля меняется. Где было светло и красиво, всё накрывают мрак и туман. А в темноте начинает плодиться всякая нечисть. Но мы ещё изгоним их всех. Кланам гротов не остановить прогресс. Мы найдём способ, – он кивнул, как бы соглашаясь с самим собой. – Способ есть всегда.

Корабль нёсся сквозь ночь на такой скорости, что Маленет казалось, будто это горы летят к ним навстречу. Очень скоро она смогла различить и показавшийся меж облаков разорённый зонбек, чьи купола и мостки уныло кренились на бок.

– Ты был прав, Готрек, – сказала она. – Деньгами не решить всех проблем. Перед нами наглядное доказательство.

Один из лейтенантов позвал Солмундссона, и тот ушёл, оставив Маленет, Готрека и Трахоса одних смотреть на приближавшийся воздушный форт. И чем ближе он становился, тем более дико выглядел. От аванпоста остался один изуродованный остов. Несколько двиргателей всё ещё работали, и он висел над перевалом, медленно вращаясь в восходящих потоках воздуха, волоча за собой пучки ржавых труб, похожих на вывалившиеся у трупа кишки. Большая часть металлических конструкций покрылась коростой из ржавчины. А когда их корабль оказался в сотне футов от развалины, Маленет увидела, что на самом деле это была плесень. Всё было покрыто плотным кроваво-красным ковром из плесневых грибков, всевозможных поганок и лишайников, делавших аванпост похожим на раскачивающийся на ветру пережёванный труп.

Готрек фыркнул.

– Они думают, что могут купить безопасность. Но ничто не вечно. Ни деньги, ни власть, ни даже вера.

– А что насчёт чести? – спросил стоявший рядом с Готреком и опиравшийся на поручни всем своим весом Трахос. – Я слышал, как ты говорил о ней с лордом-адмиралом. Она также недолговечна как деньги и сила?

– Может и нет, – ответил Истребитель и добавил, посмотрев на него. – Но тебя-то это не должно волновать. У тебя же слепая, дуболомная вера. И всё, что тебе надо, это делать, что говорит тот недоумок, сидящий в Азире.

– Я так и думал. И вот теперь я здесь, с ещё едва работающим телом и уже потерянным разумом, оставивший позади целую вереницу из убиенных невинных душ. Ты говоришь, нет ничего вечного, но кое-что всё-таки есть. Неважно, сколько раз я умру, Зигмар перекуёт меня и снова направит в эти Владения. Пошлёт убивать и умирать. И с каждым разом я теряю последние частицы того, кем я был. И теперь я настолько чужой самому себе, что не могу понять, чем я отличаюсь от чудовищ, чем я лучше тех змеев, с которыми мы только что дрались. Они, по крайней мере, нападали, чтобы прокормиться. А я не могу вспомнить, почему я сражаюсь, – он поднял один из своих молотов, начав разглядывая выщербленный металл. – Дуболомная вера меня, кажется, больше не устраивает.

Готрек долго смотрел на него, а затем, покачав головой, произнёс:

– Угу. Всё это говёная чушь, Трахос.

Маленет с удивлением посмотрела на него. Она не могла припомнить, когда Истребитель обращался к Трахосу по имени, если, конечно, не считать тех случаев, когда делал саркастические замечания.

Готрек погладил одну из своих татуировок, вившихся по его мускулам.

– Помню, когда я, ещё ходивший пешком под стол бородёныш, ступал по залам моих пращуров, тогда я точно знал, что отличает меня от чудовищ. Я знал цену клятв, обид и хорошо сработанных вещей. Я был дави. Мы были другими. Лучше. Мы несли честь наших предков в наших щитах и клятвенных камнях. В наших сердцах и кулаках. Мы помнили старые обычаи. Заветы старших. Храбрость и гордость. Очаг и твердыню. Клятву и честь.

– А теперь все ваши очаги сгинули, – сказал Трахос. – Как и твердыни. А какой толк от всего остального без них?

Глаз Готрека сверкнул.

– Я мыслил также. Но теперь, думаю, я понял. До меня дошло, когда я разговаривал с лордом-адмиралом. Наша честь была не для защиты твердынь, как раз наоборот. Мы построили твердыни для защиты нашей чести, – Готрек постучал пальцем по своему лбу. – Честь находится тут, – он посмотрел на грозорождённого. – Можешь забыть обо всём остальном, Трахос, но не о ней. И, если оступился, найди способ поступить правильно. Мы должны помнить, зачем мы дерёмся, – он кивнул в сторону разорённого зонбека. – Или закончим вот так.