Клава появилась в госпитале не одна, а вместе с Аркадием и Розой. Той самой хрупкой девочкой, в ночь на 22 июня исполнявшей в Парке имени Горького песню про Ассоль. А позже, во время «тура» их фронтовой концертной бригады, потерявшей руку. Именно для неё Демьянов адаптировал к нынешним реалиям песню Окуджавы «Ах, война, что ж ты сделала, подлая». Шварц, появившийся в госпитале, сиял не только улыбкой, но и медалью «За боевые заслуги» на гимнастёрке без знаков различия, а девчонки, немедленно заполнившие палату радостным щебетом, заставили улыбаться и соседей Николая.

Девчонки… Разве что, по возрасту. Клава — с уже хорошо заметным животиком, Роза — с пустым рукавом кофточки и жёстким складками человека, повидавшего смерть рядом с собой, вокруг рта.

— Вы, Николай Николаевич, видимо, почувствовали, когда Аркашка в Москву вернулся, — обрадованно объявила Клавдия. — Он ещё не успел помыться после приезда, как эта женщина от вас пришла. Мы так обрадовались, что вы про нас вспомнили! Жаль, что я не знала раньше, что вы в госпитале, я бы раньше к вам прибежала. Вместе с Розой. Она вам так благодарна за ту песню: говорит, что она её к жизни вернула, что ради того, чтобы её спеть, и старалась поскорее выздороветь.

— А что за песня? — вмешался Андрей Сергеевич, подполковник-танкист, на днях уже собирающийся возвращаться в строй.

— Можно? — глянула на улыбающегося Демьянова смущённая девушка.

— Нужно! — кивнул он, и сильный пронзительный голос «одесского воробушка», как Николай окрестил для себя девчушку, полился, набирая силу.

Аплодировали не только обитатели командирской палаты, но и больные, стянувшиеся к её раскрытой двери. Сердился лишь примчавшийся «на безобразие» главврач. Но и его гнев очень быстро погасил Аркашка, предложив устроить полноценное выступление фронтовой концертной бригады, только-только вернувшейся с передовой.

Пожалуй, именно после этого концерта Демьянов и почувствовал, что начал переходить в ту категорию больных, что именуются выздоравливающими. Единственное, чем он остался недоволен, это вступительным словом Шварца перед выступлением. Аркадий не удержался от славословий в адрес Николая, «без которого не было бы не только нашей концертной бригады, но и многих песен, которые мы сегодня вам исполним».

— Зачем ты это сказал?

— Но почему вы не хотите, чтобы люди знали, кто автор этих песен?

— Так надо. Понимаешь? Ты же не хочешь рассказывать, за что получил медаль, а я не хочу рассказывать про своё авторство.

— Нет в том никакого секрета, — помрачнел Аркадий. — Не хочется это вспоминать, поскольку было очень страшно. Понимаете? Очень! Никогда в жизни мне так страшно не было. И я не хочу вспоминать свой страх. Да и большой заслуги моей нет: просто подавал снаряды, когда весь расчёт «сорокопятки» погиб. И всё. Не я же эти четыре танка подбил, а раненый наводчик. Только я после того боя жив остался, ни единой царапинки не получил, а он в по дороге в медсанбат умер.

Понимает ли это Демьянов, воевавший в Афганистане во время срочной службы и не единожды выезжавший «на передок» в Донбассе? И понимает, и хорошо помнит подкатывающий куда-то в район солнечного сплетения страх, когда нужно оторваться от такой надёжной земли, подняться во весь рост и сделать первый шаг навстречу летящим пулям. Когда всё ближе и ближе к ямке, в которую ты едва-едва успел рухнуть, рвутся мины. Когда висок обжигает раскалённым воздухом пронёсшийся всего в паре миллиметров осколок снаряда.

Радует то, что Аркадий не бравирует бесстрашием, не врёт. Ничего не боится только идиот. Хотя, конечно, со временем чувство страха начинает притупляться, но всё равно никогда окончательно не исчезает. «Не хочу вспоминать свой страх». Насколько же он ёмко объяснил, почему многие из его сверстников спустя годы так не любили рассказывать о войне! Даже те, кто был отмечен за выдающуюся храбрость. Ведь храбрость — это не отсутствие страха, а умение его преодолеть. Пересилить себя, сделать то, что обязан сделать, а может, даже больше, чем обязан. И зачем пугать других, рассказывая, как страшно было на войне? Сами поймут, когда там окажутся. Даже самые наивные и романтически настроенные, рвущиеся совершить подвиги. Если им повезёт, и они останутся живы после своего подвига, то, как и Аркадий, они будут молчать, чтобы не вспоминать страх, который всё же сумели преодолеть.

Сколько времени эти парни и девчата пробудут в Москве, неизвестно. Шварц, как убедился в этом Демьянов, не тот человек, чтобы отсиживаться в тылу, и наверняка с наступлением весны снова повезёт их выступать перед бойцами. А на фронте всякое случается. Вот и шептали губы человека, живущего уже вторую жизнь, слова из песни, когда ребята из фронтовой бригады прощались с ранеными:

До свидания, мальчики.

Мальчики, постарайтесь вернуться назад.