– Зачем вы вообще меня пристегнули?! Никуда бы я не делась!
– выпаливаю вслух свою главную претензию и чувствую, как от накатывающей беспомощной злости краснеют щеки.

– Чтобы в вещах моих не рылась, - перекатывая незажженную сигарету между зубов, Тимур Тигранович отталкивается задницей от гранитной столешницы умывальника и шагает ко мне, доставая из кармана ключи от наручников.

Металлический щелчок, и я не могу сдержать длинный вздох облегчения, потирая затёкшее запястье. От внезапной близости Керефова в лёгкие прокрадывается чужой запах - тяжёлый, тёплый, пряно - мускусный. Из-за этого непроизвольно отшатываюсь от мужчины насколько можно дальше.

Замечает.

Щурит чёрные глаза, снова передвигая языком между губ фильтр сигареты. Замираю под его внимательным взглядом как заяц.

Боже, я понимаю, что эскортницы себя так не ведут, но ничего не могу с собой поделать - этот человек меня нервирует. Пугает. И он, и вся ситуация в целом.

– Сходи в душ и можешь не одеваться. И не заставляй долго ждать, - бросает Керефов, в последний раз мазнув по мне взглядом.

Он произносит это будничным, почти бесцветным тоном, но его "можешь не одеваться" всё равно звучит как чёткий приказ. В твёрдом голосе Тимура Тиграновича вообще есть что-то такое - отрывистое, давящее, будто он привык раздавать указания чаще, чем просто разговаривать. Впрочем, возможно так и есть.

По телу прокатывается тошнотворный озноб, когда за мужчиной мягко захлопывается дверь, оставляя меня одну. Обнимаю себя руками, обводя ванную расфокусированным взглядом. Какое-то опустошение накатывает - всё равно не деться никуда...

И одновременно внизу живота и тяжесть наливается, и холод. Как это будет всё...???

Неуклюже стягиваю непослушные штаны, снимаю бюстик. На собственное отражение в огромном зеркале над умывальником упорно стараюсь не смотреть. Кажется, встречусь глазами сама с собой и впаду в истерику, не вывезу. А сейчас пока будто сон, будто в тумане. Только сердце бьётся больно, часто и неровно, то и дело замирая - словно пытается перезагрузить происходящее.

Тугие тёплые струи воды почти не чувствуются. Мочалки нет, и я торопливо вожу по телу руками, оставляя мыльные разводы тонко пахнущего геля для душа и отклоняя голову, чтобы не намочить собранные в едва держащуюся кичку волосы.

Уже через пару минут насухо вытираюсь полотенцем.

Не думать - не думать - не думать...

Между ног тревожно тянет всё, и мурашки накатывающими волнами разбегаются по телу.

Не решаюсь выйти абсолютно голой - просто не могу.

Сначала было кутаюсь в полотенце, но потом снимаю с крючка белый махровый халат. Всё-таки перехватываю своё отражение в зеркале. Бледное, с неестественным лихорадочным румянцем на щеках. Распускаю кичку и, зажав задеревеневшими пальцами края халата на груди, выхожу из ванной.

В комнате царит густой полумрак, но я всё равно сразу упираюсь взглядом в Керефова, вальяжно расположившегося в том же высоком кожаном кресле, что и раньше. Будто у меня срабатывает на него внутренний компас.

Застываю в дверном проёме, сухо сглатывая.

Он словно демон в этом тусклом освещении - белоснежная рубашка расстёгнута до самого пояса, демонстрируя смуглую кожу, крепкий торс и чёрную поросль в районе груди и ниже пупка. Поза расслабленная, ноги широко расставлены, в одной руке, покоящейся на широком подлокотнике, покачивается тонкий бокал, и взгляд - цепкий, изучающий, чуть исподлобья, направленный прямо на меня. Прожектор, в лучах которого я немею и теряюсь.

В комнате такая тишина, что я глохну от шума собственного пульса в ушах. Керефов молча подзывает меня пальцем. Не чувствуя ног, бреду по мягкому ворсистому ковру, пересекая комнату. Замираю, между его широко разведённых в сторону коленей. Качает. Кажется, всё это уже было между нами, но тогда я так остро не ощущала своё голое тело, скрытое лишь халатом, а от него не шла такая тягучая мужская энергия.

– Так ничего и не хочешь мне сказать?
– обманчиво мягко спрашивает, потянувшись одной рукой за открытой бутылкой шампанского на стеклянном столике и наливая до краёв в стоящий рядом пустой бокал.

Лишь судорожно выдыхаю, сморя на него сверху вниз. Сказать? У меня язык присох к нёбу...

– Это даже хорошо, - удовлетворенно кивает и протягивает мне наполненный бокал, - Пей.

Делаю глоток. Колкие пузырьки взрываются на языке, а вкуса не чувствую, потому что Керефов в это время небрежно тянет узелок на поясе моего халата. Не спеша, с каким-то ленивым интересом.

От этого судорожно делаю ещё глоток. Хочется опьянеть быстро - быстро и не понимать вообще ничего.

Полы халата распахиваются, повисая вдоль тела. Прохладный воздух покрывает кожу мурашками, а под кожей лихорадочно горит всё. Перестаю дышать, так и застывая с бокалом у губ. Чувствую мужской взгляд шипящим ожогом на каждом сантиметре.

Он смотрит. Просто смотрит несколько секунд, а потом проводит пальцами, едва касаясь, по груди, задевая моментально каменеющие соски, животу, бок, оглаживает бедро, отодвигает полы халата шире, почти убирая мне их за спину.

Снова поднимает пытливый, мерцающий в полумраке взгляд к моему лицу. Тёплая большая ладонь при этом ложится мне на талию и пододвигает к себе, заставляя встать настолько близко, насколько это вообще возможно. Ноги упираются в сидение кресла, касаясь мужских бёдер, чужое горячее дыхание оседает на обнажённой коже живота.