Шрифт:
Педро в юности:
«Когда он вернулся из Рио, ему шел двадцать второй год, был он щеголем, играл на гитаре и кавакиньо».
Любимая женщина Педро:
«Чтоб рассказать про Розу, Розу де Ошала, Розу-негритянку, чтоб описать, как веет от нее ароматом ночи и запахом самки, как блистает ее шелковистая, нежная, словно лепесток, иссиня-черная кожа, как бренчат ее серебряные браслеты, как полна она глубинной гордой силы и красоты, как томно сияют ее колдовские глаза — для всего этого надо быть великим поэтом, растрепанным рапсодом, а бродячий певец-гитарист с соседней улицы, хоть и ловко
складывает семистопные частушки, тут не справится, нет, не справится!..» Педро аккомпанирует танцующей Розе:
«Берет Лидио Корро флейту, будит мелодией звезды, гитарным перебором ищет Педро Аршанжо луну в небесах, подносит ей, Розе, — ничего для нее не жалко, ничего для нее не слишком, и о Розе рождается в «Лавке чудес» самба, и плачет-заливается флейта о любви…» Педро с другой женщиной:
«Хлопают в такт красотки, кружится самба, звучит флейта, громче звенит гитара. У каждой — своя тайна, свое томление, своя мука. У ног Педро Аршанжо, прижавшись к нему, сидит белокожая и белокурая шведка Кирси».
Игру Педро слушают студенты:
«В центре площади, у фонтана, его окружили студенты, и один из них, лоботряс четверокурсник, любивший праздники и шутки, отдававший должное таланту Педро в игре на гитаре и кавакиньо — он и сам с удовольствием бренчал на виоле, — показал ему брошюрку».
Педро в компании девиц:
«…А собирались они в Рибейру. Будиан отправился вперед, повез провизию и девиц. Обещалась там быть одна, по имени Дурвалина, — просто куколка… Педро Аршанжо посулил ей, что будет петь под гитару, а потом, в самый разгар праздника, похитит ее и на лодке свезет в Платаформу…»
Певец прославляет имя Педро, выступившего за права чернокожих бразильцев:
«На сцену вышел, презрев все нормы и правила, юный, отважный и талантливый Каэтано Жил: он пел под гитару свои песенки о жизни, любви и надежде, сочинял самбы и модиньи. Вот его творение: «Утверждать Аршанжо смеет: / Нынче негр читать умеет! / Чернокожий! / Было ж сказано когда-то / Что диплома у мулата / Быть не может! / Но Аршанжо заявляет: / И метис теперь читает. / Вот напасти! / В наказанье за отвагу / Засадить его в тюрягу! / Где же власти?! / Что же смотрит полицейский? / Ясен умысел злодейский! / Это
смута! / Покарать за оскорбленье, / За такое поношенье / Нужно круто!» На празднике в честь вручения диплома Тадеу:
«Лидио Корро берет флейту, передает Педро Аршанжо гитару, танцоры становятся в круг, начинается самба. Где вы, Кирси и Доротея, Ризолета и Делэ? Сабина дос Анжос перебралась в Рио-де-Жанейро, к сыну, он у нее моряк. Ивона вышла замуж за шкипера парусника, живет в Муритибо. А здесь — лишь юные невесты, которые напрасно пожирают глазами новоиспеченного доктора Тадеу».
Педро и его ближайший друг в старости:
«В «Лавке чудес» и на улице, в веселых домах и меблированных комнатах кумовья смеялись и пели в кругу молодых женщин на танцевальных вечерах и пасторилах, на праздниках и пирушках; с ними по-прежнему были гитара и флейта, Розы — не было. Как бы ни ублажали Лидио, тоска его не исчезала: кто обладал Розой, никогда не сможет ее забыть, заменить другой. А для Педро Аршанжо любовная тоска началась много раньше. «Не знаешь ты, милый мой кум Лидио, чем я заплатил за то, чтобы сохранить твою дружбу».
Неудачная попытка Педро устроиться на работу в гимназию:
«Надзирателем в гимназии Педро Аршанжо проработал одни сутки: ему показалось, что воспитанники интерната — узники, оторванные от семьи и лишенные улицы, жертвы строгой дисциплины, вечно голодные и тоскующие по свободе. В свое первое и последнее дежурство он организовал с мальчишками импровизированный литературно-музыкальный вечер: стихи и кавакиньо. Они пропели бы до утра, если бы директор гимназии, срочно вызванный из дома, не положил конец “этому немыслимому безобразию”».
Несколько строк из последней записки профессора о Педро Аршанжо:
«Мулат, бедняк, самоучка. Еще мальчиком нанялся юнгой на грузовое судно. Несколько лет прожил в Рио-де-Жанейро. По возвращении в Байю работал наборщиком в типографии, преподавал в начальной школе, затем поступил на медицинский факультет на должность педеля и проработал там около тридцати лет; был уволен после выхода в свет одной из его книг, навлекшей на него гонения. Музыкант-любитель, игравший на кавакиньо и шестиструнной гитаре. Участвовал в народных праздниках и обрядовых действах. Женат не был, ему приписывают множество любовных связей, в том числе с некоей прекрасной скандинавкой, то ли шведкой, то ли финкой, точных сведений нет».