– А между тем, – страшно округлив глаза, продолжила повествование подруга, – задержан некий русский мужчина, не знающий никаких иностранных языков. Плюс в наличии имеется ещё несколько русскоговорящих свидетелей.

И всех их допросить нужно было по вполне очевидным причинам максимально быстро, не упустив ни одной детали и нюанса. Последнее мог обеспечить лишь человек, владеющий русским языком как родным.

«Ну и в идеале – посвящённый глубоко и полностью в ход расследования», – мысленно добавила я.

Но Оля этого, правда, не сказала.

Выйдя из сауны и смывая выступивший пот под струями тропического душа, я уже приняла твёрдое решение воспользоваться ситуацией и проследить, раз уж предоставляется такая прекрасная возможность, за ходом этого дела.

«А если потребуется, – смело размышляла я, – и выступить потом в суде свидетелем, который разоблачит нечистое на руку следствие. Естественно, для этого предварительно придётся заручиться поддержкой нашего консульства».

Севка по-прежнему плескался в бассейне, создавая вокруг себя фонтаны брызг и волны, не уступавшие по своей силе иному цунами.

Я поблагодарила работника комплекса за то, что присмотрел за ним, и направилась к своему шезлонгу.

– Здравствуйте, Люба! – прозвучал знакомый голос.

Из-под, казалось, горы белых полотенец, заваливших один из лежаков, высвободилась изящная рука с длинными фиолетовыми ногтями и помахала мне. Затем я рассмотрела и лицо под сооруженным из тех же полотенец импровизированным тюрбаном.

– Здравствуйте, Валя, – вежливо ответила я. – Как ваши дела? Кажется, мы не виделись со вчерашнего обеда.

– Виталика забрали, – в качестве ответа на мои расшаркивания сказала Валентина, лениво растягивая слова, и поправила свой тюрбан.

– Как забрали? Куда? – не поняла я.

Валя неопределённо махнула рукой и со вздохом ответила:

– Они думают, что этот придурок убил артиста.

Мой разум бурно кипел негодованием. Отправив Севку обедать одного и накинув на себя куртку с капюшоном на случай возобновления дождя, я мерила быстрым шагом площадку перед отельной парковкой в ожидании приезда Керема Мевланоглу.

Поминутно спотыкаясь о выступающую местами плитку и чертыхаясь, я в красках представляла себе, как прямо в лицо высказываю накопившиеся в его адрес эпитеты. Все предыдущие мои отважные, но в целом очень разумные планы смело эмоциональной волной, вызванной сообщением Валентины.

Я просто не могла поверить в существование подобной вопиющей наглости. Это же надо было такое провернуть! Приказать убить в каких-то своих грязных интересах, пусть и, на мой личный взгляд, сомнительного, артиста, но всё же настоящего, живого человека. Причём наверняка в сговоре с этим своим неприятным заместителем (думаю, именно с ним происходил у Ольгиного свёкра тот самый подслушанный мной диалог). Недаром противный Капитан отирался на новогоднем отельном ужине, и при этом он определённо не смотрелся за банкетным столом обычным праздно отдыхающим гостем. А потом рука господина Мевланоглу хладнокровно поднялась состряпать дельце и повесить своё преступление на русского недотёпу Виталика, который пусть и раздражает порой окружающих своим поведением, но всё же из всех вариантов убийства, похоже, способен только на один – насмешить до смерти.

Твёрдо решив сразу же высказать Керему Мевланоглу всё, что я думаю и о нём самом, и вообще о местных органах порядка, причём не особенно стесняясь в выражениях, и потребовать немедленно освободить российского гражданина, я нетерпеливо дожидалась, пока припаркуется доставивший главу полиции микроавтобус.

Выйдя из салона, господин Керем сразу же увидел меня и решительно направился в мою сторону, на ходу снимая элегантное светлое пальто. Он протянул мне руку, собираясь поприветствовать. Однако, заглянув в глаза, интуитивно почувствовал степень моего напряжения и немедленно заподозрил неладное. Не говоря ни слова, он отослал сопровождавших его людей и мягко указал мне следовать за ним.

Мы присели в кресла в дальнем углу отельного холла. Господин Керем жестом подозвал официанта и заказал чай и два согревающих коктейля.

– Судя по вашему взгляду, вы, Люба, хотите затеять какой-то важный разговор, а у нас это без чая не делается. Аперитив же нам обоим не помешает перед обедом. Для повышения аппетита. Вы ведь тоже ещё не обедали, я не ошибся? – тон Ольгиного свёкра был серьёзным и очень спокойным.

Я проигнорировала вопрос начальника полиции об обеде. Вместо этого я набрала в лёгкие побольше воздуха, уставилась в свои колени и, не откладывая в долгий ящик, принялась выливать на него потоком свои обвинительные умозаключения, подкреплённые рассказом о невольно подслушанном мной телефонном разговоре. При этом я смело, с вызовом сообщила, что телефон с аудиозаписью находится в надёжном месте и если хоть один волос упадёт с головы моего ни в чём не повинного соотечественника (равно как с моей или моего ребёнка), запись эта будет сразу же опубликована. С подобающими случаю комментариями. И что я предлагаю добровольно отпустить Виталия и немедленно, а иначе ему, большому начальнику, не избежать позора, да ещё и международного скандала в придачу.

В конце я с достоинством прибавила:

– В своём ведомстве и в своей семье разбирайтесь, пожалуйста, сами. Я не стану рассказывать Оле ни о чём, я так решила. Но и помогать я вам, понятно, в такой ситуации отказываюсь.

Я перевела дух и впервые за всё время с начала произнесения мной эмоциональной тирады посмотрела на господина Керема.

И обомлела. Вместо ожидаемого мной прямого напряжённо-испуганного, а возможно, даже злого бегающего взгляда я увидела, что шеф полиции откинулся в кресле и беззвучно смеялся. Потом его смех перешёл в очень заразительный, какой-то детский, весёлый хохот.