– Мясники как заезженная пластинка повторяют эту историю. Лучше признайся, что режешь меня ради денег. Я рассержена потому, что не знала, что вы все заодно. Мне так обидно, что мы, коровы, помним только события последних трех дней. А вы, каждый раз пользуясь нашей слабостью, рассказываете нам одну и ту же историю, а затем убиваете нас. Я не права?

Я не ответил.

Лежавший у меня на плече топор, который я держал двумя руками, становился все тяжелее. Казалось, я встретился с коровой на узеньком мосту, и корова решила вылить на меня обиду за всех коров в мире. Конечно, она была права. Однако я не могу просто отложить топор. Я совсем запутался – как если бы мое понимание мира и система ценностей вдруг перевернулись с ног на голову. Люди под навесом смотрели на меня так, будто не понимали и с нетерпением ждали моих дальнейших действий. Отец подавал мне знак – показывал опущенный вниз большой подавал, что означало: «Поскорее выполни свою обязанность». Я торопливо заглянул внутрь своей запутанной души, чтобы хоть немного разрядить обстановку, в которой было начал задыхаться, и понял: мне стало тяжело, потому что корова заговорила человеческим голосом. Это неприятное чувство, возникшее из-за общения с коровой, проникло в лежавший у меня на плече топор и сделало его еще тяжелее. Надо было закрыть ей не только глаза, но и рот!

– Тебе прекрасно известно, что эпоха, когда коровы работали, осталась в прошлом. В сельском хозяйстве вы больше не нужны. Никто уже не хочет использовать плуг для вспашки земли. Откровенно говоря, никто не любит пахать, поэтому люди благодарны вам за то, что вы самоотверженно трудились и помогали нам не умереть от голода. Кто ты в мире, где коровы больше не являются рабочей силой? Просто-напросто говядина! Не сердись. Я не принижаю вашу ценность, а просто констатирую факт. Все-таки говядина – самое дорогое мясо из всех. Теперь люди думают только о том, как каждый год получать по теленку с помощью искусственного оплодотворения и как их откормить. Связанные с вами символы утратили свое значение. В буддизме ли, на уровне души ли, раньше во снах вы олицетворяли предков или членов семьи, помощников, дом, имущество, бизнес, но это уже неважно – все рухнуло и утратило смысл. Даже если сказать, что ты не корова, а слон, то людям будет все равно. В общем, я хочу сказать, что связанные с тобой символы больше не существуют. Они стали частью прошлого.

Корова слушала меня молча и подавленно. Мне стало жаль ее, но отступать было уже поздно.

– Однако люди относятся к вам уважительнее, чем к другим животным. Вон, даже обряд проводят. Думаешь, кто-то соблюдает обряд, когда режет собак, свиней или кур? Нет, с этими животными люди не прощаются даже формально.

– Я аж тронута вашей заботой! Подумать только, раньше вы были разбросаны по всей стране, а теперь собрались в одном месте – и все ради того, чтобы убить какую-то ничтожную корову! Что ж, у меня нет выбора. Придется умереть. Ладно, не мешкай! Начинай! Как говоришь, мне надо поскорее сбросить с себя коровью маску.

Трудно поверить, что после моих объяснений корова резко поменяла свое мнение. У меня на душе до сих пор камень из-за того, что я зарежу корову, которую сам же и вырастил.

– Ну… ты уверена, что все в порядке?

Корова не ответила. Стук колотушки, которой шумел монах из храма «Бог мой храм», чтобы корова отправилась в рай, становился все быстрее и быстрее. Я двумя руками поднял топор. Хорошо, что корове закрыли глаза черной тканью. Шерсть у нее на макушке лежала кругами и указывала в одну точку.

– Крабовый панцирь!

Топор рассек воздух.

Корова потеряла всю силу в ногах и начала медленно оседать. На белый навес, которым закрыли небо, упали красные лепестки камелии. Пока я тупо стоял с топором в руках, лепестки упали и на меня и прекратили падать только тогда, когда отец мальчика набросил на тело красную ткань. Теперь корова походила на красный могильный холмик. Я с трудом бросил топор, который словно пристал к рукам, и на дрожащих ногах доковылял до площадки, где стояла бражка. Я свое дело сделал. Опрокинув одну за другой несколько рюмок браги, которая на вкус была как вода, я почувствовал, что постепенно прихожу в себя. Я лег на спину и закрыл глаза. Весь мир казался наполненным красной камелией. Напряжение ушло, и я почувствовал, что усну вечным сном с покрывалом на лице – совсем как моя корова.

– Ой… кажется, корова не умерла! – замешкался отец мальчика, который подошел к корове, чтобы снять покрывало и отрезать ей голову.

Взгляды присутствующих устремились к накрытой красным покрывалом корове, которая напоминала огромный валун. Взяв топор, я направился к этому валуну, который лежал посреди двора и… шевелился. Мой отец, сидевший на пороге, торопливо спустился во двор и принялся меня ругать.

– Что ты натворил? Ничего нормально сделать не можешь! Добей скорее корову, пока она окончательно не взбесилась!

Приказ отца не принес плоды. Когда я побежал с топором к красному валуну, существо уже поднялось на задние ноги, словно огромный динозавр, и начало брыкаться. Красная ткань развивалась, словно в танце, а потом сорвалась, как кожа. «Шапка духа», закрывавшая глаза, тоже упала. При виде окровавленной головы люди испуганно попятились. Корова, казалось, совсем сошла с ума. Ее огромные глаза, которые всегда глядели послушно и смиренно, горели страшным огнем, словно проникающим из другого мира. Стоило веревке, что связывала ее ноги, разорваться, как никто больше не знал, что делать. Это была уже не та корова, которую вырастили мы с отцом.

– Заприте ворота!

Огромная корова носилась в поисках выхода, бодала изгородь, копала задними ногами землю, а увидев монаха с колотушкой, резко ринулась к нему. Тот отбросил инструмент в сторону и прямо в обуви забежал на порог павильона. Пока корова переводила дыхание, кровь из ее носа рассеивалась, словно туман. К счастью, деревянные ворота выстояли – обошлось всего несколькими дырками от рогов взбесившегося животного. Корова перевернула деревянную площадку во дворе, расколола ее на две части. Навес также был полностью растоптан. Мы с моим отцом и отцом мальчика смастерили из веревки лассо и бросали на корову, пытаясь ее поймать.