Леший.

Аннотация

Два охотника отправляются на поиски Лешего. В погоне за недостижимой целью они размышляют о прошлом и стараются осознать свое место в сюрреалистичном мире, окруженные красивой северной природой.

Солнечная кожа В палатке мне снятся яркие сны. И такие глупые, что я смеюсь, очень громко смеюсь и просыпаюсь на несколько секунд. Дождь стучит по тенту палатки, наполняя мое тело приятной негой, разливаясь по спине и груди. Как же хорошо лежать здесь внутри в теплом спальнике, когда на улице дождь! Остатки смеха из сна растворяются эхом вдалеке, когда я снова закрываю глаза. Хоть бы это лето никогда не закончилось. Я зашел в комнату и запачкал ковер, на моих пятках свекольный сок после пробежки по огороду и мокрый песок. Как же будет ругаться мама, когда увидит меня, ведь я только что вернулся после бани и уже успел превратиться в свинью. «Но мне нравятся свиньи» – думаю я и начинаю хрюкать, встаю на четвереньки и тыкаюсь носом в диван. Под ним я замечаю черешню – наверное тетя угостила мою сестру, ничего мне не сказав. Они сидели на этом диване и наслаждались спелой черешней, пока я носился по берегу моря. И не оставили мне ни одной ягодки! Но таков удел свиней – ешь, что найдешь. Поэтому я подковырнул языком залежавшуюся, пыльную черешню и с довольным хрюканьем ее проглотил. Мимо палатки пролетели утки. «Птичий хрюк» – подумал я сквозь сон. Ведь в клюве у птиц тоже есть пара дырочек, как и на пятачке. «Но внутри клюва содержится больше объема, как в музыкальном инструменте, поэтому звук получается другим и птичий хрюк никогда не называют хрюком. Эти утки всех обманули!» – думаю я и перехожу к последней стадии сна, где смотрю на косяк уток и начинаю злиться, потому что одна из них летит неровно, постоянно вихляет и вытягивает шею, словно стараясь привлечь к себе внимание. Как же меня злит эта утка! Но мой гнев быстро сменяется восхищением, когда в ее движениях начинает угадываться некий танец, и она становится кружащимся дервишем, который завораживает своими простыми и мягкими движениями. Я проснулся, когда в палатке стало невыносимо жарко. В ослепившей меня пелене пробуждения все еще кружился одинокий дервиш, стоящий по колено в глубоком песке пустыни. Смахнув его образ со своих глаз, я постарался встать и понял, как невыносимо болит моя спина: вчерашний подъем на Кунадское плато с нагруженным рюкзаком давал о себе знать. Внутри палатки было душно, как в теплице. Я представил запах помидоров и навоза, которые смешивались в приятное воспоминание о солнечном дне на Белом море. Проведя пальцем по тенту палатки, на котором скопился конденсат, я вспомнил как прятался в теплице от бабушки. Вытерев помидорный пот, скопившийся на брезенте, я наблюдал как она ищет меня, чтобы заставить работать на огороде. Даже в самый жаркий день она надевала шапку и кофту, а затем обливалась потом, согнувшись над грядкой с сорняками. А я сидел в теплице, и вдыхал дурманящий голову запах листьев от спелых помидоров, наслаждаясь беззаботным гедонизмом своего детства. Мое пробуждение было долгим. Вчерашняя усталость и духота внутри палатки не хотели отпускать меня от ленивых воспоминаний, прижимая к мокрому от пота спальному мешку. Но моё нежное и ласковое утро оказалось разрушено резким криком: – Где завтрак, ёб твою мать? Я мигом выскочил из спальника и посмотрел на часы. Мне нужно было начать готовить завтрак полтора часа назад! Натянув на себя футболку и штаны, я открыл палатку и выкатился на залитый солнцем луг. Богдан Иванович Смуров сидел возле погасшего костровища, и смотрел на мою палатку. Он продолжал делать это, выражая тем самым крайнее недовольство, даже когда я подошел к стоянке. – Да похуй, – он неожиданно выругался и закурил, прислонясь к стоящей рядом березе. Ругался он очень много, порой казалось, что он совсем не может обойтись без крепких выражений, даже излагая самую простую мысль. Несмотря на преклонный возраст, седую копну волос и множество морщин, которые не оставляли на его лице ни одного гладкого места, его сложно было назвать стариком из-за нечеловеческой силы и выносливости. Он сидел без футболки, и казалось, что лучи солнца забирают все силы из его тела, превращая грудь с обвисшей кожей в сушеные финики, и раскаляя обтянутые тонкой кожей ребра. На фоне общей худощавости его руки были похожи на два огромных, отлитых из золота якоря. До сих пор погруженный в утреннюю дрему, я вспомнил старые советские книги про приключения юнги в южных морях, которые читал на летних каникулах. Солнце заливало чердак, свежий ветер с моря развивал стенки полога, и отсыревшая после долгой зимы книга начинала пахнуть приключениями этого юнги, который носился по палубе в окружении бывалых моряков с рыжими бородами. Дубленая кожа Богдана напоминала мне страницы этой книги, она была как жаркое северное лето с привкусом соли на губах. Мы познакомились два дня назад, когда нас назначили на одинаковое задание. В офисе посчитали, что нужно отправить опытного и молодого анчина. Я до сих пор не могу понять, почему именно нас назначили на такую невозможную миссию. Возможно все понимают, что мы просто побродим пару недель по лесу и вернемся обратно, ведь Компании невыгодно платить первоклассным анчинам за бесцельную прогулку среди карликовых берёзок и сосен. Богдана Ивановича не считали анчином первого класса. Несмотря на свой опыт, он казался Компании слишком ненадежным, особенно после нашумевшего случая, когда он сжег целую деревню, выпустив на волю Жар-птицу. А если в твоём резюме есть такая история, о жирных контрактах можно забыть. Дрова я подготовил с вечера, поэтому уже через час в котелке кипела овсяная каша. Есть совсем не хотелось, но сегодня нам предстоял долгий путь до Вяземских болот, поэтому необходимо было перекусить. Во время подобных походов я воспринимал еду больше, как топливо, чем источник вкуса и удовольствия. В самые трудные моменты я начинал фантазировать, что являюсь вовсе не человеком, а роботом-погрузчиком японской мануфактуры Suzuki Redstar, используя еду как топливо. Представить это было не сложно: еду для заданий нам выдавали совершенно безвкусную, но очень калорийную и питательную. Думаю, что для Компании мы и были чем-то вроде роботов, которые зарабатывают для нее огромные деньги с продажи сказочных существ. – Ну и дрянь, блядь. Сейчас бы варенья сюда! – проворчал Смуров, пробуя первую ложку каши. – Представьте, что вы робот, а каша – это топливо. Мы идем, оно расходуется, закидываем еще и так далее. – Что за робот? – Японской мануфактуры «Suzuki Redstar» – сказал я как школьник, читающий стих на табуретке, – Робот-погрузчик! – Они же вроде андроидов делают, эти японцы. Вот андроиды это заебись. – Не знаю, мне погрузчики нравятся, – ответил я, и мы погрузились в молчаливую трапезу. – Эх, пожрать бы нормально, – мечтательно протянул Смуров, собирая пучком травы остатки каши. – Когда вернемся, получим деньги и сможем себе позволить сходить даже в ресторан Gourmandise. Побродим тут пару недель, сделаем вид что пытались его найти, и получим по стандартному тарифу. Ну вы знаете, как все прошлые подобные походы заканчивались. Богдан Иванович замолчал и погрузился в свои мысли. Я съел свою половину, и залил котелок теплой водой из бутылки. Собрав палатку, я вернулся за грязной посудой, но как только я потянулся к тарелке с налипшей овсянкой, Богдан схватил меня за рукав: – Ты сколько раз ходил на Лешего? – спросил он шепотом, уставившись на меня бешеными голубыми глазами. – На Лешего не ходил, но мне рассказывали парни, что дело глухое. – А мы найдем! Мы найдем эту тварь! – Обязательно найдем, если отпустите мой рукав. Богдан Иванович разжал свои цепкие пальцы, и я направился к речке мыть посуду. Несмотря на то, что про него говорили, я совсем не боялся старика. Бывают люди, от которых не чувствуешь угрозы, и Смуров был одним из таких. Освященное солнцем, Кунадское плато лежало перед нами и заиграло всеми оттенками зеленого. После того, как я наполнил фляги водой и слегка ослеп от бликов солнца на воде, плато казалось словно нарисованным акварелью. Воздух двигался от жары, вызывая желание спрятаться от палящих лучей, а вокруг нас раскинулась красивая и беспощадная изумрудная бесконечность, без укрытий и с редкими опушками, похожими на пустынный оазис. Переждать солнцепёк в палатке не представлялось возможным, потому что Богдан не станет меня ждать. Он словно робот на солнечных батареях, вшитых под его золотистую кожу, будет идти вперед, пока не дойдет до самого края и свалится в водопад. Вдруг мне захотелось опустить голову в прохладную реку, как животное на водопое. Как же приятно хоть на минуту погрузиться в подводный мир, и быть окруженным его загадочными звуками. Обтекающая камни вода создаёт особую музыку, где каждый инструмент поражает своим безупречным постоянством. Эти камни играют музыку под напором воды уже сотни лет, но любой музыкальный инструмент не вечен: совсем скоро они начнут покрываться трещинами, не выдержав силы воды, и рваться как струны, погружая оркестр в природный хаос. Когда я погрузился под воду и воздух в легких уже начал заканчиваться, что-то коснулось моей щеки. От неожиданности я вынырнул, поднял голову и увидел хвост, сверкнувший между речными камнями. Как подхваченная течением семга во время нереста, из воды выпрыгнула русалка и села на камень. Каким же отвратительным было это создание, коварная шутка природы! Она беззвучно раскрывала свой рыбий рот и подмигивала белыми, слепыми глазами без зрачков. Из её пятачка торчали мальки, которых она доставала изнутри длинным языком, покрытым зловонной слизью. Всё лицо русалки было усеяно небольшими ракушками, бородавками, чешуей и другими странными наростами. Ее обвисшая грудь опускалась в воду и, подхваченная потоком воды, шлепала по соседним камням. Хвост непрерывно поворачивался в разные стороны, словно пытаясь привлечь мое внимание, и блестел на солнце. – Уууу, пизда вонючая! – раздался крик за моей спиной и в русалку прилетел увесистый камень. Она издала протяжный визг и скрылась в потоке воды. – Не надо было так, может она просто из любопытства вышла, на нас посмотреть. – Я как этих уродцев вижу – блевать тянет, не переношу. Кикиморы, бесы – хуй с ними, но эта тварь… Я один раз на хвост засмотрелся, чуть не утонул. Так что с ними у меня разговор короткий. – На обратном пути можно будет поймать несколько, – сказал я, направляясь к палатке. – Мы будем возвращаться миллионерами, нам эти уродины нахер не сдадутся. Собирай палатку, сегодня надо встать у водопада, – сказал Богдан Иванович и пошел складывать свою палатку, бросив последний злобный взгляд на реку в поиске блестящих хвостов. Спустя пару часов мы шли через Кунадское плато. Солнце скрылось за облаками, и снова пошел дождь. Мы растянули тент и устроились на небольшой лужайке с редкими берёзками. Богдан Иванович достал консервы «гречневая каша с уткой», и разогрел их на газовой горелке, успев даже немного поспать в процессе приготовления пищи. Каша пахла грязными носками, но оказалась вполне съедобной. Усталость с голодом делали свое дело, заставляя не обращать внимания на вкус еды. Слипшиеся куски каши были обильно смазаны утиным жиром и легко проскальзывали в желудок. Набив животы, мы отправились дальше в сторону водопада. Простая работа Мы называем это место офисом. На самом деле это просто грязный подвал в пригороде Рейнмура, где-то недалеко от промзоны. А я ведь начинал свою профессиональную карьеру именно там, рядом с металлобазой. Считал себе сметы на ремонт помещений и получал свои семнадцать тысяч рублей в месяц. Но что яркого я могу вспомнить из того времени? Пожалуй, только как нагадил в штаны однажды, пока ехал в автобусе на работу. А больше вспомнить мне нечего, все дни были похожи друг на друга. Поэтому я даже обрадовался, когда опоздал однажды на двадцать минут из-за пробки и встретил в коридоре директора завода. Он стоял, смешно уперев руки в бока, заранее подготовив для меня заявление на увольнение. Я не спешил устраиваться на новую работу, преследуемый страхом снова сидеть в офисе и перспективой провести жизнь без впечатлений и воспоминаний. Мне было очень странно и больно осознавать, что день, когда я обкакался – это единственный день за эту зиму, который отличался от других. Я даже хотел поехать обратно к своей семье на дачу в Онегу. Мои родители, которые переехали туда из Рейнмура, как раз собирались разровнять площадку рядом с дачей и построить там новый небольшой домик. Наверняка бабушка будет недовольна этим, потому что она не любит перемены. А моя сестра возьмет отпуск на работе и приедет из Архангельска помочь со строительством. Немного подумав, я все-таки решил остаться в Рейнмуре и дальше искать работу, только хорошо оплачиваемую. Мне было не так важно, что делать: шкерить рыбу на судне или убирать сортиры, главным условием выступали только деньги. Мне ведь так хотелось купить ту новенькую игровую приставку, а еще скинуться на домик возле дачи! Проведя целую весну в Рейнмуре, я только и делал что искал подходящие мне вакансии, но нашел свою работу в совершенно неожиданном месте. Мне нравится гулять по майскому северному лесу, который пробуждается после долгой спячки. Как же хорошо находиться в лесу во время поздней северной весны, когда все опушки наполняются звуками ручейков из талого снега, а солнце нежно ласкает красные от лёгкого мороза щеки. В тот день я свернул с тропинки, и спустился вниз к небольшому озеру, где обнаружил целый берег, на котором уже растаял снег. Наклонившись над кустиками водяники и собрав горсть кислых ягод, я услышал едва различимый звук: – Ау… Этот звук доносился с той стороны, где начиналось болото. Я прислушался, и услышал снова: – Ауууу… – раздалось более протяжно, и на этот раз громче. Я начал сомневаться, стоит ли мне идти на этот звук. Ведь я совсем не знал болото, а мои навыки ориентирования в лесу оставляли желать лучшего. Но услышав снова это протяжное и на этот раз полное жалости и отчаяния «Аууу», я всё-таки решил найти его источник. Идти по болоту оказалось немного страшно. С каждым шагом мне казалось, что я проваливаюсь все глубже, и вытаскивать сапог из густой почвы становится все сложнее. Вскоре болото сменилось буреломом, которого я никогда не видел в этих краях. Деревья как будто стали выше, и каждая ветка пыталась уцепить меня за рюкзак. Выйдя на небольшую опушку, я со страхом осознал, что не могу найти путь назад. Где-то близко, то совсем тихо, то громко, раздавалось всё то же протяжное «Ауууу…» Вдруг я услышал хруст ломающихся веток. Мысль о том, что это может быть медведь, привела меня в ужас, но я толком не успел испугаться, когда услышал громкий выстрел. Соседнее дерево пошатнулось, и к моим ногам упал белый комочек, завернутый в рыболовную сеть. – Назад! Не трогай! Из леса появился человек и стремительно побежал в мою сторону. Он схватил мешок и достал его содержимое. Я застыл на месте, когда понял, что белый комочек – это маленький пузатый ребенок. Он протяжно пищал, когда его доставали из сетки, и громко чавкал слюной. Его бесцветные глаза вращались в разные стороны и пульсировали, постоянно изменяясь в размере. Человек из леса достал металлическую коробку, бросил туда существо и выдохнул. – Без перчаток трогать нельзя, испортишь продукт. Ты как вообще здесь оказался? – Пришел через болото, на звук. Кто-то здесь заблудился. Это был ты? – Точно, мог и не спрашивать. Это не я, а вот этот пиздюк тебя звал, – человек ударил по коробке ногой. – А ты здесь что делаешь? – спросил я. Человек задумался, прежде чем дать ответ. Я успел его разглядеть: он не был похож на обычного лесника. Его куртка состояла из пластиковых пластин, которые выглядели очень прочными. Штаны сливались с сапогами, и были похожи на гидрокостюм. На подбородок была опущена маска-тепловизор. На плече я увидел нашивку с деревом в цепях. На вид я бы дал ему лет тридцать. – Я охочусь. Я – анчин. – Кто такой анчин? – Анчин это охотник. – Ясно. Разговор у нас особо не клеился. Человек аккуратно положил металлическую коробку в рюкзак и собрался уходить. – Подожди, а кого ты поймал? – Ауку. Но именно этого я бы назвал просто Сукой, с раннего утра за ним бегаю. – Это что, какой-то мифический персонаж? – спросил я с нескрываемым удивлением в голосе. – Ну да. Мы называем их сказками. Ты должно быть никогда не видел таких. – Верно. А для чего он тебе? Человек усмехнулся. Он неожиданно расслабился, прислонил рюкзак к дереву и закурил. – У нас сейчас набор идет, хочешь тоже поохотиться? – На сказки? – Ну, посмотрим. Разная работа есть. Подходи к металлобазе завтра в пять утра, я тебя встречу. Меня кстати Пётр зовут. – Алексей, – сказал я, и мы пожали руки, – Только помоги найти дорогу до тропы. Мне кажется, что я заблудился. – Значит ты прекрасный анчин, Алексей! – засмеялся Пётр, – Иди за мной. В тот момент, когда мы с Петром выходили на тропу из дремучего леса, встреча с ним и настоящим существом-сказкой показалась мне знаковой. Это представилось мне именно тем, чего я так долго ждал, когда мечтал о новых впечатлениях. Тогда я еще не понимал, как сильно всё романтизировал в своей голове. Офис Компании находится в старом ангаре недалеко от Рейнмура. Разумеется, в подвале. И, разумеется, меня привезли туда в машине с темными стеклами, чтобы я не смог понять расположение офиса: точно, как в дешевых детективных фильмах. Чтобы попасть внутрь, нужно было спуститься на лифте в шахту, слегка согнуться и пройти в низкую дверь. Она вела в узкое помещение, вдоль стены которого стояли шкафы с оборудованием для анчинов. В центре за компьютером сидел Распорядитель, а перед ним стоял огромный зеленый диван. На всех дверях красовалась наклейка «Лукоморье», изображающая дерево с цепью. Для компании, которая зарабатывает миллионы долларов, этот офис выглядел, мягко говоря, скромно. За спиной распорядителя находилась похожая на вход в бомбоубежище дверь, которая на самом деле вела в кабинет директора. – Тебе сегодня повезло, – сказал Распорядитель, – Директор на месте. И хочет встретиться с тобой лично. В отличие от подвала Распорядителя, кабинет главы Лукоморья оказался очень светлым помещением. К моему удивлению, стены комнаты с высокими потолками были украшены картинами, очень похожими на пейзажи с Белого моря, где я проводил детство. Сам Директор, полный мужчина средних лет в очках с толстой оправой, сидел за широким письменным столом и что-то увлеченно печатал. Он даже не посмотрел в мою сторону, сгорбившись над светящимся ноутбуком. – Новый анчин, да? – Спросил Директор, не поднимая головы. – Здравствуйте. Все верно, я хотел бы устроиться…на работу, если можно так сказать. – Конечно можно. Это такая же работа, как и все остальные, – сказал Директор. Он встал из-за стола и потянул мне руку, влажную после долгой работы над разогретой клавиатурой, – Когда хочешь начать? – Да хоть завтра, – сказал я, получив в ответ одобрительный кивок щетинистого подбородка Директора, – А что за картины у вас тут? Очень похоже на Белое Море. – Это оно и есть, – усмехнулся Директор, – Я родился в тех краях. Но картины не мои, их автор уже умер, к сожалению. Я писатель, пишу рассказы про море. – Как интересно, – ответил я, – Мой отец родился в Онеге, а сейчас вся моя семья переехала на дачу недалеко от города. – Онега…Да, знаю, – протянул Директор, – Ну что же, человеку с Беломорскими корнями я могу доверять. Добро пожаловать в «Лукоморье»! Директор показался мне очень приятным человеком, поэтому решение стать анчином далось мне довольно легко. На следующий день мне выдали комплект оборудования с одеждой и познакомили с главными правилами. Работу в «Лукоморье» мог получить любой новичок: Распорядитель давал задания для анчинов, в зависимости от их опыта и статуса в Компании. Сначала мне доставались только ауки. Охотиться на них легко – надо просто идти в лесу на звук. Когда он становится то громким, то снова тихим – значит, аука уже близко и пытается вас обмануть. Тогда надо просто надеть тепловизор, и внимательно смотреть на деревья. Заметив аука, выстрелить из сетевого пистолета – и работа готова. Когда я отработал анчином уже пару месяцев, мне сказали отнести заказ покупателю самостоятельно. До этого я только приносил сказки в офис и передавал их распорядителю. Добыча у нас хранится в герметичных сундуках, внутри которых обеспечивается подача сжатого кислорода. Все называют их ячейками. В среднем сказка может протянуть в ячейке до трех дней, но лучше начинать доставку товара сразу же после добычи, чтобы товар был максимально свежим. Поэтому поймав Ауку в тот дождливый сентябрьский день, я сразу же поехал по нужному адресу. Странно было ехать в такси с ячейкой в руках. Это намного опасней, чем таскать с собой оружие или простые наркотики. Если за охоту на краснокнижное животное вам могут только выписать большой штраф, то убийство сказок из зеленой книги карается лишением свободы на много лет. Но тогда я не считал себя убийцей. Я просто гулял по лесу, собирал грибы и ловил ауков, получая за каждого несколько своих месячных зарплат на заводе. Что происходило со сказками после передачи заказчику, меня особо не волновало. Тем более я считал их настоящими вредителями, ведь сколько людей по вине ауков заблудились в лесу и погибли от голода или зубов диких зверей. Дом заказчика находился в коттеджном поселке «Брусникино», недалеко от Рейнмура. Я бы даже назвал его дворцом, смотря на покрытые изразцами стены и позолоченные перила на лестнице. Подняв ячейку с номером заказа на уровне камеры под козырьком, я позвонил в дверь. Мне открыл тучный мужчина лет пятидесяти, который оглянулся по сторонам и жестом пригласил внутрь. Мне показалось, что его слегка потряхивает от волнения. – Ты проходи, проходи… Давай сразу на кухню, – заторопился мужчина. Мы прошли в огромную кухню с белоснежными стенами, и я поставил кейс на стол из слоновой кости. За столом сидел еще один толстый мужчина и смотрел на меня пустым взглядом. Перед ним на столе уже была подготовлена дорожка из кокаина. – Влад, мы сначала бахнем, а потом аукнем, или чего? А, Влад? – оживился толстый за столом. – Да подожди ты, ёбта… – Влад долго рылся в шкафчике и достал оттуда большую чашу для супа. – Сейчас всё будет красиво. Анчин, ты будешь чего? – Я бы выпил стакан воды. – Есть сок позавчерашний, сейчас налью. Свеженькое будешь ждать? Я не очень понял суть вопроса и ответил, что сойдет и позавчерашний. Тучный Влад достал из холодильника мутную жидкость в банке и налил мне стакан. Я сделал небольшой глоток, и удивился необычному вкусу этого сока. Он напоминал березовый сок, который мы добывали с братом в детстве, только был намного гуще отдавал еще нотками можжевельника и черники. – Спасибо, это очень вкусно, – ответил я и присел на стул, вдруг почувствовав, как сильно устал после сегодняшней охоты. – А мы сейчас оформим, оформим… – дрожащим голосом произнес Влад, бросив в металлическую чашу для супа кухонный нож, – Витя, бахай вот прямо сейчас, бахай! Витя услышал команду, как робот наклонился над столом, и смачно втянул в себя кокаиновую дорожку. В это же время владелец особняка ввел код на ячейке и запустил внутрь руку. Раздались чавкающие звуки и писк. – Укусит щас, ты чего! – вдруг закричал Витя. – Да он беззубый и мягкий, как говно, скользкий весь такой, хороший свежий, анчин наш красавчик просто, – выдал поток мыслей Влад. После нескольких попыток ему все-таки удалось достать Аука и бросить его в чашу. Глаза сказки начали бешено сокращаться, а маленькие слабые руки обхватили волосатое запястье Влада. – Ау-ау-ауууу, я тебя все равно найду… – запел человек в халате, вжимая Аука в чашу и начав дико смеяться. Витя хлопал в ладоши и старался подпевать, но его «Ауу» прерывалось непроизвольными хрипами и хрюканьем. Меня начинало тошнить, и я вдруг осознал, что не могу встать со стула, настолько ватными стали ноги. Влад схватил нож и вонзил его в живот Аука. Сказка начала издавать булькающие звуки, но их перекрывали вопли восторга от хозяина и его гостя: – Свеженький сок, свеженький! Ай как хорошо! – кричали они, когда из живота сказки хлынула та самая жидкость, что еще оставалась на дне моего стакана, и начала наполнять чашу для супа. Я беззвучно открывал рот в отчаянии, когда мертвые глаза Аука смотрели на меня. Как тот окунь, который хотел выплюнуть крючок. Я поймал его на озере недалеко от Тамицы, там, где очень жарко и тучами летают комары. Но почему ты такой жадина, окунь, и проглотил крючок полностью? Теперь мне придется тянуть за леску, и слышать, как отрываются твои кишки и ломаются жабры. Я достану крючок вместе со всеми твоими внутренностями, которые будут какое-то время блестеть на солнце и привлекать мух. А потом они упадут в озеро, спугнув водомерок, и на поверхности воды появятся несколько пузырьков, выпущенных Водяным. Он точно запомнит меня и утащит на дно озера при первой же возможности. В следующий раз я увижу тебя в супе, мой милый и несчастный окунь. И ты будешь плавать там с белыми, безжизненными глазами, как и бурлящие вокруг тебя картошка с луком. А затем мы с братом пойдем за березовым соком. За ночь набралось совсем мало, но мы сделаем вид, что тащим полные бидоны. Будем идти и сгибаться от тяжести, чтобы обмануть дедушку с папой. Когда мы вернемся домой с рыбалки, бабушка увидит у меня на шее пузатую точечку, и закричит «Клещ!» Тогда все прибегут смотреть на клеща, и прямо у всех на глазах он будет раздуваться и свисать с моей шеи до самого плеча. Бабушка попробует оторвать насекомое, но лишь надорвет ему пузо острым ногтем. После того, как клещ издаст свое последнее и очень тихое «Ау», из его живота брызнет струя березового сока, наполняя все ведра и бидоны на даче. А когда он станет совсем пустым, то спрячется у меня под кожей, свернется калачиком и заснет. И мне так хочется увидеть его сон и раствориться в нем, исчезнуть полностью. Сказки на ночь Вдалеке шумел водопад. А это означало, что мы уже приближаемся к спуску на Вяземские болота. Мой взгляд тонул в акварели объятого солнцем плато. Пот стекал со лба, превращая ландшафт в причудливые наброски эскизов с едва заметными очертаниями. Отыскав засохшими губами торчащую из рюкзака трубку, я втянул только горячий воздух и разочарованно замычал. – Через час дойдем, не ссы. Слышно уже водопад. – Услышал я голос справа. Я ничего не ответил, чтобы сохранить остатки энергии. Мне казалось, что каждое сказанное слово будет разряжать мой аккумулятор. Ведь даже батареи роботов Suzuki Redstar надо иногда подзаряжать. Тем более, я всего лишь старая модель-погрузчик, а солнечную кожу устанавливают на более совершенные модели. Например, на ту, что идёт рядом со мной. – Ну здравствуй, Эльзочка! Богдан Иванович остановился и бросил рюкзак на землю. Я поднял голову и увидел небольшую опушку с деревьями, которые отбрасывали на траву манящую тень. Добравшись ползком до ствола большой сосны, я упал на рюкзак и провалился в беспамятство. Пребывая на грани сна и реальности, я всё еще шел к водопаду. Эльза шумела совсем рядом, заглушая скрип моих несмазанных подшипников. Подойдя к самому обрыву, я задумался о страхе. Могут ли роботы бояться? Если я сделаю один шаг и упаду вниз, моё металлическое тело разобьется о камни и медленно уйдет на дно. Разве не прекрасно будет смотреться моя голова на дне реки, освящая темноту глубин? А когда мои глаза погаснут, я стану своим среди камней, которые ужи приблизились к вечности, и вода будет нежно ласкать мои щёки. Поэтому я шагнул вперед, и полетел вниз. И шум Эльзы был так похож на грохот конвейера моей родной японской фабрики. Я очнулся от запаха гречки. Богдан Иванович уже поставил свою палатку и готовил еду на газовом баллоне. Стараясь не упустить остатки сна, я вспомнил походы с папой и запах гречневой каши с тушенкой. Или запах консервированного мяса из Голландии, которое привез дедушка. Но в приготовленной Богданом гречке был только монгольский протеин, который стоил бешеных денег, но был совершенно безвкусен. Я достал ложку и без удовольствия зачерпнул кашу из котелка. Еда мгновенно разлилась теплом по моему телу, снова наполняя организм потерянной энергией. Богдан Иванович бросил мне свой термос: – Пей, чтобы восстановиться. Я туда добавил лапки кикиморы. Я молча припал губами к стальной поверхности термоса. Эффект от лапок появился сразу: по всему телу пробежали мурашки, а волосы на голове как будто встали дыбом от разряда электрического тока. Мне сразу захотелось спуститься с водопада и продолжить поход. – Не обманывай себя, сегодня больше не пройдешь, – усмехнулся Богдан Иванович, словно прочитав мои мысли, – Просто ноги подкосятся и улетишь с обрыва нахуй. – Я подумал, что можем заночевать под Эльзой. – Даже если спустимся, там нас кикиморы затрахают. А здесь хорошо, спокойно. Смотри, снова глядит! Из реки на нас смотрела русалка, держа в зубах рыбу. Видимо, она уже успела ее пожевать, потому что рыбьи кишки смешно намотались на ухо и прилипли к мокрым волосам. Подобное зрелище наверняка могло бы испортить аппетит, но только не тому, кто ест гречку с монгольским протеином. Смуров подобрал с земли корягу и бросил в русалку, промахнувшись на несколько метров. Разжав зубы и выпустив рыбу, русалка начала петь: «Киииииии мииииииии вуууууу жиииии вооооо нииииии», издавая отвратительные писклявые звуки. – Не, ну это просто невозможно слушать, – сказал Богдан и подошел к реке, подобрав увесистый булыжник. Русалка обрадовалась такому повороту событий, видимо подумав, что ей удалось соблазнить охотника. Она даже не испугалась, когда Богдан Иванович замахнулся булыжником и закричал. «Почему он не бросает камень?» – промелькнуло у меня в голове. Но старый анчин всё-таки не удержался и бросил камень рядом с русалкой, подняв волну и прогнав ее под воду. – Вы правильно сделали, что не убили русалку, – сказал я Смурову, когда тот вернулся на своё место. – Зачем мне ее убивать? Такое же живое существо, как мы. – А у вас что-то было с русалкой? – неожиданно спросил я, заметив нескрываемое смущение Богдана Ивановича. – С этой мразью? Ну… нет, конечно. Я ведь привитый, если она поет, пытается соблазнить – мне поебать. – Но раньше ведь прививки были менее качественные. Меня вот укололи сразу норвежской, и я никогда не видел русалку в ее колдовском обличии, как в настоящей сказке. – Ёб твою мать, всё-то ты знаешь… Эта история не для детских ушей. – Ну расскажите, Богдан Иванович. Интересно ведь! – Не называй меня Богдан Иванович, я тебе дед-пердед какой что ли? – занервничал анчин, – Бля ну было один раз, да. Я улыбнулся и лег на траву, подпёршись локотком о рюкзак. Старый анчин посмотрел на меня, подняв брови, и замотал головой: – Сука, ну ладно… Жил я тогда в деревне Чаваньга, на берегу Белого моря… – А у меня папа тоже с белого моря, только вы получается с северного берега. А он с южного. – Так вот, было мне лет двадцать пять что ли. Я только стал анчином, получил свою первую прививку – тогда еще новичкам делали отечественные говняные, бегал с ней только за ауками. Летом вот приехал в деревню отдохнуть, мужики там каждый день выходили в море рыбачить, ну и я с ними. А в тот день захотелось что-то на речку сходить, давно не ловил рыбу там. Нашёл червей на грядке да пошел. Устроился у берега, и дождик пошел такой мелкий, неприятный. Я курткой накрылся, думаю – похуй, без улова уходить нельзя, засмеют ведь мужики. Сижу вот так и слышу пение. А у нас в деревне была такая Наташка Гаврилова, пела так что взгляд не отведешь, даже на конкурсы всякие в Рейнмур ездила. Я и подумал сначала – неужели Наташа поёт? Дождь ведь идёт, погода говно полное, что она у речки делает? А потом вслушался и понимаю – да не она это! Наташка поет красиво, конечно, но иногда какое-то придыхание в ее голосе слышится или хрипотца, песня льётся, да не совсем ровно, с изъяном короче. А тут слушаю – ну просто сладость чистая: мелодия уши греет, теплом обволакивает. И дождь меня уже не холодит, а ласкает, как лучи солнца. Ну я поднялся и на голос пошел, вижу – сидит красавица возле берега. И красоту ее описать невозможно, волосы русые спадают до самых плеч, а как на меня посмотрела и улыбнулась – я в этом взгляде будто растворился, подбежал к ней и поцеловал сразу. Я не выдержал и рассмеялся, чем вызвал гнев Богдана Ивановича: – Что смешного, блядь? – Да вы рассказываете, как настоящий сказочник! – Ты охуел? Я тебе сейчас вообще ничего не расскажу. – Я извиняюсь, продолжайте пожалуйста. – Так вот, я наклоняюсь, целую ее, и просто проваливаюсь в какой-то сон. И в этом сне всё мое тело будто окутано благодатью, и, ну это самое, ну… – Чувствуете возбуждение! – Вроде того, – сказал Богдан, слегка смутившись, – Ты можешь помолчать просто, когда я рассказываю? Ну и во сне этом всё происходит. – Что происходит? – Так сложно понять, что ли? – Богдан Иванович покраснел и снова разозлился, – Ну мы с ней, как сказать, слились воедино. – Понятно, – ответил я, еле сдерживая смех. – А потом я очнулся, и подо мной лежит это скользкое, вонючее, отвратительное создание, всё в тине и кишках. А мой, ну…хуй…внутри. – Ого. – Ага. Я его вытаскиваю из чешуи и понимаю, что ноги мои держит кто-то. – Богдан, прости…Откуда вытаскиваешь? Где там это находится? – Где и у всех! Только ног нет, один хвост. Там под чешуей всё есть, ну это самое… – пробормотал совершенно смущенный и покрасневший Смуров, – Так вот, ноги-то мои держат еще две русалки, и в реку тащат. А та, из которой я…вытащил, за шею схватила и тоже к реке толкает. Я ее рукой каак пиздану в глаз, он аж лопнул и мне на затылок вытек. Она сразу завыла, хватку ослабила, я тогда к ногам подтянулся и наааа в висок одной, а другой хуяяяк в пятачок, и дёру дал. В деревне никому не рассказывал о том, что случилось, там ведь кроме меня сказок никто и не видел. Ну кроме деда возможно. Я засмеялся, и даже сам Богдан Иванович слегка улыбнулся, вспомнив историю из своей молодости. Потом какое-то время мы сидели молча. Солнце зависло над горизонтом, предупреждая о скором окончании полярного дня. Перед нами лежали Вяземские болота, которые заканчивались стеной леса где-то вдалеке. – Богдан, а у нас есть какой-то план? – Есть только идеи. Какой тут может быть план? Видишь вот там вдалеке, после болота начинается лес? – Ага. – Ну вот, первая идея такая. Там выделяется одно дерево, я его давно заприметил. Мой дед из Чаваньги, когда сказки рассказывал, говорил, что Леший живет в стволе самого высокого дерева в лесу. Так что можем попробовать —сказал Богдан, взяв свой рюкзак и похлопав по привязанным к нему топору и металлическим колышкам. – Вы хотите срубить дерево? – Не только срубить, но и выкорчевать его полностью. Мы должны справиться. – Так вот для чего вы эти тяжеленные колья тащите. Но если дерево высокое, корни должны быть глубокие. У нас не получится вытащить корни вдвоем. – Мы хотя бы попробуем. Когда идешь охотиться на Лешего, все что остается – это экспериментировать. Никто не знает, как поймать эту суку. И существует ли она вообще. – Я думаю, что Лешего не существует, – сказал я, встав на ноги, – Физически, то есть. Это ведь дух леса, какое-то эфемерное существо, вроде призрака или даже Бога, управляющего природой. Как можно поймать что-то подобное? Богдан Иванович закурил сигарету и посмотрел на свои ногти, пожелтевшие от жгучего солнца и сухости. – Ты прав, мы совсем не знаем, как он выглядит. Он может быть и старым гнилым пнём в лесу, и набухшей от смолы сосновой шишкой, и заросшей мхом мокрой веткой в буреломе. Или он просто нематериальный дух. Но мы с тобой можем его почувствовать. Когда идешь по лесу и становиться так тихо, что волосы встают на голове дыбом и обосраться можно от страха, он совсем рядом. Даже комары замолкают в этот момент, и не слышно пение птиц. Весь лес чувствует, что он здесь… и молчит. Мёртвая тишина, и твоё дыхание как будто растворяется в разряженном воздухе. Глаза Богдана Ивановича блестели изумрудным цветом, когда он рассказывал эту историю. Он даже не сразу заметил, как сигарета в его руке догорела и обожгла пальцы с потрескавшейся грубой кожей. Стряхнув пепел и выбросив сигарету в мусорный пакет, он продолжил: – Ступаешь тогда осторожно, медленно, как будто уважая эту тишину и того, кто находится рядом с тобой. Если услышишь шум ветра – Значит, Леший рад, что ты зашел в гости. Ступай себе мирно, но не забывай, что он всегда на тебя смотрит, и, если что – пинком под зад выкинет тебя из своих владений. Я слышал эту тишину тогда, в Чаваньге. Прекрасное чувство, в котором хочется остаться вечно. – Я никогда такого не испытывал. Но вы рассказываете так, будто очень любите лес. – Ты ошибаешься. Я ненавижу этот лес, он ведь тоже часть этого блядского дерьма, что нас окружает. Пусть всё оно горит красным пламенем! Смуров резко поднялся с опушки и ушёл к себе в палатку. Начинался небольшой дождь, я в спешке собрал газовую горелку и отправился спать. Капли барабанили по палатке, будто успокаивая ноющее от боли тело. И так хотелось остаться в этой наполненной шумом дождя северной ночи, чтобы никогда не наступал новый день. Железное сердце – Витя умер, – услышал я голос владельца особняка, и открыл глаза. Я лежал на огромном диване в центре комнаты, и сразу вспомнил, что еще недавно сидел за столом. – Да и хуй с ним! Ты себя как чувствуешь? Я сел на диван и оглядел комнату. Чувствовал я себя очень странно, как будто меня телепортировали из другого места. Но из какого? Я снова закрыл глаза и вспомнил, как развивается полог на чердаке дачи, и пахнет морским ветром. Как будто я был там несколько мгновений назад. Вдруг раздался звонок в дверь, и хозяин побежал открывать. На пороге стояло несколько мужчин в черных куртках. – Владислав Георгиевич, кого оформить-то? – Да Витя дурак, закинулся коксом, и сразу после этого аукнул. Перекайфовать меня решил, сука! Как был полным долбаёбом, таким и помер. Да я любого перекайфую! – А, Витёк? Так он еще и бухал, как чёрт. Гореть значит хорошо будет! – пошутил один из людей, и сразу же получил одобрительный гогот в ответ. – Ну пройдите вы без обуви, проявите уважение к погибшему, еб вашу мать! – ругался и размахивал руками Влад, когда люди направились к трупу. Витя лежал звездой на полу недалеко от стола, и на его бледном лице застыла блаженная улыбка. Люди в черных куртах обступили тело и небрежно бросили его в мешок, сразу же застегнув молнию. – Бля, а это кто? – чуть ли не подскочил на месте от неожиданности один из гробовщиков, увидев меня на диване. – Это глубокоуважаемый анчин, – ответил Влад, – между прочим, доставил мне Ауку в наилучшем виде. Смотри вот, как Витька ушатало. – Ооо анчин, очень приятно! – вежливо поклонился один из чёрных курток, и я кивнул головой в ответ. Когда они ушли, я всё еще находился в некотором оцепенении и смотрел на ситуацию как будто со стороны. Казалось, что я сижу у себя дома и смотрю на ноутбуке снафф-трансляцию из богатого особняка. – Ох, анчин-анчин… – протянул Влад, наливая себе виски в стакан, – Сам-то как кайфанул? – Зачем вы налили мне это? – Угостить анчина – это показатель хороших манер, – улыбнулся хозяин, почесывая свой зад, – А я человек благородный. – Я пойду. – Не смею тебя задерживать! Но если будет еще заказ в мой дом, я буду рад угостить. Где ты еще попробуешь Лихо или кикимору? Я знаю, что вам на работе нельзя. Кстати, возьми вот, так сказать, за причиненные неудобства. А то Витя этот сдох прямо перед тобой, нехорошо получилось, нехорошо. Влад положил на стол несколько пачек со стодолларовыми купюрами. На несколько секунд я задумался, но всё-таки взял деньги и убрал в свой рюкзак. Несколько дней я не брал новые заказы, думая о случившемся. Я всё видел мертвые глаза Ауки, которому вспарывают живот. А на моих губах все оставался привкус позавчерашнего сока, я запомнил этот вкус и никак не мог избавиться от желания попробовать его снова. Основой моей работы оказалась наркотическая зависимость от сказок, с которыми поступали совершенно зверским образом. Но моя совесть оказалась намного слабее денег, которые оставил Влад. Он дал мне несколько тысяч долларов чаевых. В итоге я выбрал самый неправильный и обманывающий самого себя вариант: поработать еще какое-то время и уйти, когда много заработаю. – А как ты думал, Пушкин свои сказки от балды придумывал? – сказал мне Распорядитель, когда я поведал ему о своих сомнениях, – Золотая рыбка – это та же Кикимора. Каждое крылышко по желанию исполняет! А Лукоморье, дуб этот зелёный, где леший бродит – он верил, что дух леса именно в этом дубе и живет. У Пушкина даже личный анчин был, поставлял для него лучший товар. – Что за анчин? – Ванька Скороход. Легендарная личность, между прочим. Всех сказок переловил. Ну кроме Лешего, разумеется. Вот тебе и быстрый способ стать легендой – поймай Лешего! Но как это сделать – да хуй знает, – Распорядитель мечтательно задумался и выдохнул облако сигаретного дыма, – А еще, завтра у тебя прививка. Норвежская разработка! Хватит тебе уже только на ауков ходить, пора серьезную работу брать. К моему удивлению, укол я делал не в заброшенном, темном подвале на промзоне, где обитает подпольный доктор, а в обычной поликлинике. Я даже взял номерок на прививку от дизентерии и сидел в очереди с бабушками. Когда загорелась лампочка над дверью, и я вошел в кабинет, там сидел тощий усатый дедушка с седыми кудрявыми волосами. Медицинский колпак был явно мал для его роскошной шевелюры, и небрежно висел на боку, каким-то чудом удерживаясь на голове. – Так-так, – Прищурившись, посмотрел на меня доктор, и начал рыться в бумажках на столе – Алексей Юрьевич, хм…анчин. Проходите в комнатку на койку, пожалуйста. Доктор зашел следом за мной в небольшой кабинет и закрыл кабинет на ключ. – Это для атмосферы секретности, – усмехнулся Нестор Петрович, имя которого было написано на бейджике. Он подошел к койке и достал из-под нее небольшой красный чемоданчик, который приятно щёлкнул после того, как доктор набрал код. В чемоданчике на мягком ложе из лесного мха красовалась капсула с жидкостью бордового цвета. Доктор с восторгом достал лекарство, поднес его на свет и покачал головой в знак одобрения. – Вот норвежцы сукины дети, качественный продукт делают! – А на кого они охотятся? – Как на кого? – усмехнулся Нестор Петрович, – На троллей конечно! Только они их используют как афродизиак. Так сказать, тролли норвежские – для каменного стояка, а сказочки русские -для широкой души. – Вы работаете на Лукоморье? – Лучше сказать – сотрудничаю. Это у меня вроде подработки. Доктор вставил пробирку в шприц и сказал мне закатать рукав. Поднеся шприц к моему плечу, он на мгновение остановился: – Блин, совсем забыл тебе официальную часть рассказать. Ну так значит, данный препарат содержит натрия дигидрофосфат дигидрат 0.015 миллилитров, фенол 0.75 миллиграмм, полисахариды, натрия хлорид, рыбий жир и норвежский секретный ингредиент. После введения препарата в …организм, на тебя перестает действовать сказочное колдовство низкого уровня, а еще у тебя изменится присущий человеку запах, и соответственно животные и сказки перестанут тебя чувствовать и бояться. Он их даже будет в какой-то степени привлекать, мда. Ну что, продолжаем? – Не томите, доктор. Или вы хотите, чтобы я понюхал себя напоследок? – Ну тогда погнали. Игла болезненно вошла в моё плечо, и доктор надавил на поршень. А разве роботы могут чувствовать боль? Конечно же, нет. Поэтому я закрыл глаза и представил, как бордовая жидкость растекается по моему телу покалывающим теплом, и смазывает каждую деталь заржавевшего механизма. Добравшись до моего двигателя в желудке, она растворяется и напитывает горячим паром железные легкие, превращая меня в искрящийся энергией, горячий металлический клубок. Я встаю и делаю шаг, такой тяжелый, что все предметы на полках вздрагивают, а вода в стакане переливается через край. Сразу делаю второй, после которого все горшки с растениями на подоконнике подпрыгивают и трескаются, а резиновый Куклачев падает на пол и с писком закатывается под чугунную батарею. Я выбиваю дверь, монотонно и со скрежетом произнося одну из своих стандартных фраз: – Спасибо, доктор! На залитой солнцем улице меня обступают дети, но в ужасе убегают, заметив ярко-красное свечение моих глаз. Жидкость бурлит во мне, распирая энергией изнутри, вызывая желание бежать и не останавливаться. Весь следующий день пролежав с температурой под сорок градусов, вечером я всё-таки выбрался на улицу. Солнце уже садилось за горизонт, когда соседский кот спрыгнул с балкона первого этажа и отправился на прогулку. Он гордо прошел мимо меня, покачивая своим роскошным пушистым хвостом. Вечно он дразнит меня этим хвостом и сразу убегает, как только я подхожу его погладить! Но испугается ли он робота? Я сделал шаг вперед, и кот остановился, прислушиваясь к моим движениям. Подойдя почти вплотную, я вытянул руку вперед и вскоре дотронулся до мягкой шерстки. Кот заурчал и прилёг на бок, позволяя мне гладить его дальше. Удовлетворив свою потребность в кошачьей любви, я направился в лес. Мне показалось, что птицы садятся ближе ко мне. Раньше я разглядывал соек только на верхушках деревьев и сквозь сплетения веток, а сейчас они садились на самую обочину тропинки, позволяя мне разглядеть синеву их изящных крылышек. Конечно, сойки улетали, когда я подходил совсем близко, но садились на ближайшую ветку и с интересом наблюдали за мной. Белки оказались более дружелюбными: одна даже забралась мне на плечи, когда я сел отдохнуть под широкой сосной. Она забралась в нагрудный карман моей рубашки и начала в нем копаться, почуяв крошки от печенья. Я старался сидеть неподвижно, но белка замахала своим рыжим хвостом прямо перед моим носом, и я громко чихнул. Тут прививка была бессильна: белка мигом выпрыгнула из моего кармана и вытянувшись в струну полетела на ближайшее дерево. В лесу раздался шум веток и топот множества маленьких ножек, как будто я спугнул много живности, которая пришла посмотреть на странного человека. На самой вершине сопки еще лежал снег. В наступающих сумерках он чувствовал себя спокойно, наслаждаясь прохладой ночи. Сегодняшняя жара сильно потрепала его чистую, ровную поверхность, изрезала солнечными лучами и пустила журчащие ручейки. Мне стало даже немного жаль эту тающую кучку снега, но лес так прекрасно звучит и пахнет в конце мая, что умирающий снег стоит признать оправданной жертвой. Пока я сидел и наслаждался весенним лесом, справа от меня кто-то пробежал. Решив, что это белки, я продолжил смотреть с холма на огни города, стараясь отыскать свет настольной лампы из моего окна. Так и не добившись своей цели, я снова посмотрел направо и замер от удивления. Рядом со мной, на расстоянии вытянутой руки, сидели 3 странных существа. Они свесили тоненькие ножки с небольшого холмика, покрытого мхом, и стучали копытцами. Их детские тела были покрыты комками шерсти, из которых торчали веточки, а голову венчала блестящая залысина, как у моего учителя информатики в школе. Над маленькими остроконечными ушами росли небольшие скруглённые рожки. Только у одного существа они были целые, а у других надломились и были как будто погрызены. Я сразу вспомнил заметку из книги «Сказки. Пособие для Анчинов», которая считалась чем-то вроде главного справочника для моей работы: «Анчутки (они же черти, бесы) – Собрать рога. Содержимое растереть в порошок, продавать в герметичной упаковке по 5-10 грамм». Дальше шло описание эффекта: «После употребления порошка человек становится очень энергичным и агрессивным, возникает ощущение эйфории, связанной с ощущением вседозволенности и отсутствием сомнений в достижении своих целей, какими бы фантастическими они не казались». Видимо, эти чертята и сами любят кайфануть, откусывая рожки друг у друга. Настоящие анчутки были не совсем похожи на свои иллюстрации из книги: они выглядели куда более неопрятными и побитыми. Один из анчуток посмотрел на меня своими желтыми глазами без зрачков, издал забавный писк и схватился костлявыми пальцами за шею своего друга. Все они уставились на меня и начали о чем-то оживленно спорить, так что шум стоял на всю опушку. Затем началась драка: один анчутка вцепился в другого прогнившими зубами, и они кубарем покатились по мокрому мху. Третий анчутка со смехом побежал принять участие в дружеской ссоре, и сразу же получил копытцем по своим идеальным рогам, от которых откололся небольшой кусочек. Он заревел и тоже стал частью клубка, который смял всю траву на опушке и неожиданно остановился. Подняв свои остроконечные ушки, анчутки мигом бросились врассыпную, и тут же из леса выбежала рыжая лиса. Все произошло так быстро, что я успел заметить лишь один взмах ее великолепного хвоста, и она скрылась в лесу вместе с анчутками. Подняв отколотый рожок, я направился домой и подумал, как же необычно складывается эта прогулка. Я шел и чувствовал себя частью этого леса. Но меня сделали таким только ради того, чтобы обмануть эту потрясающую природу и навредить ей. Я всего лишь робот, в железных легких которого испаряются остатки энергии, и которому очень хочется спать. Пусть всё горит Мы шли вниз аккуратно, проверяя каждый камень перед тем, как на него наступить. Богдан спустился чуть ниже меня и что-то кричал, но шум Эльзы заглушал любые звуки. Вода падала, с грохотом разбиваясь о камни и создавая сферу из капель вокруг водопада, так что я промок насквозь, оставив свой дождевик в рюкзаке. Доставать его сейчас было очень опасно, потому что я мог сорваться вниз от любого неловкого движения. Смирившись со своим положением, я ступал осторожно, стараясь повторять движения Богдана Ивановича. Вот бы пройти сквозь эту неприступную стену воды! Спрятаться за ней и слушать шум водопада, пока не настанет зима. А когда он замерзнет, стучать по этой огромной ледяной массе, пока она не отколется и упадет. Какой же будет стоять грохот, его будет слышно даже в Рейнмуре! Наверняка организаторы выставки из ледяных фигур в центре города приедут и соберут весь ценный для них материал, сделают их него русалок и водяных. Как же забавно будет мне смотреть на эти фигуры, зная настоящий облик всех этих отвратительных сказочных созданий. Но разве сейчас время мечтать, балансируя на шатающихся камнях над пропастью? Оказавшись примерно на середине скалы я понял, что попал в тупик. Впереди еще были камни, но выглядели они очень ненадежно и двигались при малейшем прикосновении. В поисках какого-то выхода я посмотрел вниз и не сразу увидел там Богдана Ивановича. Он зацепился за торчащие из скалы корни и карабкался вниз. Узлы мышц на его руках сливались с корнями деревьев, поэтому он выглядел почти как хамелеон на заросшем кустарником склоне скалы. Поняв, что это единственный выход, я прошел немного обратно и тоже начал спуск по корням. Цепкие руки японского робота явно не были рассчитаны для такой работы. Вскоре все мое тело начало дрожать от нагрузки, и я отвязал рюкзак. Он полетел вниз и наверняка упал прямо на камни, раздавливая все банки с консервами. Без рюкзака я смог пролезть в небольшой образованный корнями гамак и даже немного подремать там, убаюканный шумом воды. Оглядевшись вокруг, я снова нашел каменистую тропу и легко спустился по ней к подножию водопада. Богдан Иванович уже сидел внизу. Едва завидев меня издалека, он закричал: – Ты ебнутый? Чуть не прибил меня своим рюкзаком! Мне повезло, что рюкзак попал в скопление деревьев, которые смягчили его падение. Все повреждения ограничились треснутой линзой на запасных очках, которые лежали в боковом кармане. Богдан еще долгое время был недоволен моей выходкой и постоянно ворчал, когда мы отошли от реки и начали путь к болотам. Здесь начинался настоящий лес, в котором кипела жизнь. Густые ветви высоких берёз почти закрывали солнце, а пропитанные смолой широкие сосны скрипели и бросали нам под ноги старые шишки. Лес словно укрывал нас своими ветвями от внешнего мира, чтобы мы не отвлекались на проплывающие мимо облака, угадывая в их причудливой форме разных животных. Они ведь все здесь, только посмотрите вокруг! Белки носятся по стволам деревьев, совы ухают с верхушек сосен, глухари токуют возле гнилых пней, куропатки шумят в зарослях дикой малины: новый мир сразу окружил нас оркестром звуков природы. – Вот расшумелись, – сказал Богдан Иванович, – Видно, давно никто в этот лес не заходил». Звуки леса убаюкивали. Когда мы присели отдохнуть возле черничной поляны, листья берёз зашелестели от свежего ветерка, и я задремал. Этот лес совсем не такой, как на Белом море. Здесь даже без тропы мы можем идти спокойно, находя большие просветы между деревьями. А там царит бурелом: поваленные деревья быстро зарастают мхом, превращая дорогу в настоящее мучение. Однажды я зацепился за те прогнившие ветки, и они схватили меня как когти Лешего. Может, это действительно был он? В очертаниях пня я видел пустые глазницы, образованный сломанной веткой кривой нос и скривившийся в ухмылке рот из треснувшей коры. Я даже был не в силах закричать и позвать на помощь собиравшую рядом ягоды маму, потому что меня сковал страх. Но Леший разжал свои пальцы и отпустил меня, прошептал «Беги…» и я вскочил на ноги, с треском ломая мохнатые ветки. Выбежав на тропу, я увидел спину мамы и успокоился. Она собирала чернику и махнула мне рукой, показывая на несколько пеньков. Они поросли опятами, а мой папа так любит жареные опята со сметаной! Я начал срезать грибы и бросать их в корзинку, обнажая очертания пеньков и боясь, что я снова увижу ужасную гримасу Лешего. Но выглянуло солнце, которое освятило какое-то подобие улыбки на складках старой коры. Даже если Леший здесь, он рад, что мы пришли в его лес! Я продолжил срезать опята, представляя, будто делаю Лешему модную прическу. «Вот эти поганки на макушке мы вам оставим, а опята на височках срежем. Сморите, какие у вас великолепные усы из отсыревшего мха! Немного подравняем и…Вуаля!» Судя по улыбке, Леший был доволен моей работой. А опята со сметаной получились такие вкусные, что папа попросил добавку. – Хорош дрыхнуть блядь, надо успеть к дереву до темноты, – разбудил меня голос Богдана Ивановича. Кажется, он тоже немного подремал и шел, периодически громко зевая. Лес становился все менее густым, и вскоре лишь редкие тоненькие сосны выглядывали из раскинувшихся перед нами бугров Вяземских болот. Полотно болот игралось всеми оттенками зеленого и желтого, только в отличие от освященных солнцем березовых листьев и травы на черничной поляне этот цвет был очень неприятен для глаза. – Болотистый цвет, есть ведь такой? – произнес я свои мысли вслух. – Наверное есть, а что? Вот мои штаны болотистые, – ответил Богдан Иванович. – и блевал я еще таким цветом, когда хоботок кикиморы попробовал. – А здесь много кикимор водится? – Дохуя! Сейчас сам увидишь. Он оказался прав. Как только мы ступили на мягкий торф, с разных сторон раздалось шипение и писк. Болото заволокло туманом, и такое неожиданное изменение погоды казалось действительно сказочным. – Вот тыж ёбтыж, еще и туман наколдовали, – выругался Богдан, и протянул мне свою походную трость, – Не отпускай, понял? Я кивнул в ответ, но старый анчин вряд ли это заметил. Нас окутал туман, и я мог видеть только на расстоянии своей вытянутой руки, которая сжимала деревянный посох. Не знаю, как Богдан Иванович находил дорогу в этой окружившей нас непроницаемой дымке, но он ступал уверенно и тихо, полностью сконцентрировавшись на своём пути. Шипение вокруг становилось все сильнее, и вскоре я увидел кикимор. Они повылезали из гнилого торфа и медленно ползали почти у меня под ногами. Кикиморы извивались и как будто пытались взлететь: недоразвитые крылья на спине, тяжелые от налипшей от них грязи, отчаянно двигались, но вызывали лишь судорогу тоненьких тел. На фоне слабого туловища головы кикимор были огромными и как будто раздутыми от долгого пребывания в болоте. Их лбы выпирали вперед, практически свешиваясь на глаза, а длинный хоботок нетерпеливо двигался: возможно, они не могли видеть и находили дорогу с помощью этого хоботка, как многие насекомые. Из маленького рта стекала слизь бирюзового цвета, которая тут же вытиралась тонкими крысиными лапками и отправлялась обратно в рот. Увлеченно рассматривая эти отвратительные создания, которые я видел впервые, я совсем забыл смотреть под ноги. Наступив на скользкую кочку, моя нога поехала в сторону, и я шумно упал в мерзкую жижу, выпустив трость из рук. Вокруг меня сразу послышалось оживление: кикиморы побежали врассыпную от неожиданности, но резко остановились и уставились на меня. Кроме того, кочка оказалась головой одной из кикимор, и она была в бешенстве, шипя и запрокинув голову назад и смотря на меня бешеными глазами, которые горели красным светом где-то в глубине, под козырьком нависшего тяжелого лба. Хоботок кикиморы пришел в движение, и начал бить по выделившийся из торфа болотной воде. Это подействовало как сигнал для других существ, и они набросились на меня. Из окружавшего меня тумана появились десятки крысиных лапок и схватили меня за одежду. Я изо всех сил старался встать, но не мог найти точку опоры, барахтаясь в массе гниющего торфа. Кикиморы погрузились в болото и начали слабо, но верно тянуть меня за собой. Испугался ли я смерти в тот момент? Конечно, мне даже показалось, что я уже мертв. Я медленно погружался в болото и представлял, что всего лишь через минуту я скроюсь в этой зловонной темно-зеленой жидкости, что делало меня уже мертвецом. Ведь что такое одна минута по сравнению с целой жизнью человека? Когда я плавал в бассейне и на меня упал один мальчик с вышки, я тоже был мертвецом, погружаясь на дно бассейна от сильного удара. «Как же обидно, что я так неожиданно умер» – думал я тогда. Но даже робот может быть животным, когда находится на грани смерти, и отдается инстинктам самосохранения. Тогда в бассейне моё тело просто отказалось соглашаться с такой ранней смертью, и само всплыло на поверхность, где меня встретили шокированные взгляды тренера и других детей. Погрузившись наполовину в болото, я испытал похоже чувство, когда с удивлением для себя, несколько секунд назад ставшего мертвецом, перевернулся на живот и засунул руки в чрево болотного торфа. Я нащупывал холодные тельца кикимор и вытаскивал их из болота, бросая под колени и локти, с животным азартом слушая хруст их нежных костей вперемешку с предсмертным визгом. Бросал и наступал на их недоразвитые крылья, ломая хрящи, наступал на головы с тонким черепом, которые прогибались под моим весом и лопались как воздушные шары, стреляя в туман темно-бирюзовой слизью. Когда подо мной набралось достаточно искалеченных тел и я понял, что площадка из трупов стала довольно прочной, я сделал попытку подняться. Первая попытка оказалась неудачной, и я упал на кикимор, снова слыша предсмертные стоны и визги. Тогда я широко развел руки в сторону и обхватил всю массу безжизненных тел, образовав перед собой небольшой холмик из кикимор. Взобравшись на него, я наконец встал на ноги и оглянулся по сторонам. Немного впереди из болота, погрузившись примерно наполовину, торчал мой рюкзак, а вдалеке за легкой дымкой рассеявшегося тумана можно было различить одинокую фигуру Богдана Ивановича. Достав свой рюкзак из густого торфа, я начал ступать очень осторожно, чтобы снова не упасть. Смотря на силуэт Смурова, я не переставал думать о том, почему он даже не сделал попытку помочь мне. Мне казалось, что этот поход за Лешим уже немного нас сблизил, и в тот момент я по-настоящему обиделся на Богдана Ивановича. Даже если отбросить надуманные человеческие отношения и сентиментальность, неужели я совсем не нужен ему для работы, и его чудесные руки-якоря сами со всем справятся? Я представил, как Богдан обхватывает дерево и вырывает его с потрохами, как оно перелетает через весь лес и падает на болото, запуская волну из болотной слизи. Странно, но эта мысль не казалась мне такой уж фантастической. Внимательно ступая по торчащим из болота бугоркам, вскоре я добрался до леса. Богдан Иванович сидел на поросшем можжевельником холме и курил сигарету. – А, ты живой? Хорошо – Сказал он. – Я правда мог умереть, их было много! Вам стоило просто помахать этой корягой, и они бы разбежались. – Подожди, я ведь сказал тебе не отпускать трость? А ты отпустил. – Да, но… – Я понял, что начинаю злиться на Богдана, и замолчал. Подняв свой рюкзак, я подошел к небольшой луже отмыть его от болотной тины. – Мы с тобой не друзья. Хотя кто такой друг? Тот, кого мы используем для собственного развлечения, когда нам скучно. А мне как правило, не скучно с такой работой, – сказал Богдан Иванович и бросил окурок в болото, – Но иногда так хочется послать все к чёрту. Вот сколько ты убил сейчас кикимор, чтобы выбраться из трясины? – Я не считал, да и какая разница? Моя жизнь явно ценнее. – И что в ней ценного? Те же кикиморы хоть и уродины, но они часть этого леса. А мы просто тени, твари, бегущие за своими желаниями, все в слюнях, соплях, и говне. Самые настоящие паразиты, которые постоянно чего-то хотят за счет других. – А вы разве не такой? – Я хочу поймать Лешего, значит для меня уже заготовлено самое главное место в аду. Хочу поймать, чтобы не выебывался, будто он лучше других. Как видишь, все лучшие человеческие качества прочно сидят во мне, и постоянно требуют, чтобы их кормили и ублажали. – То есть вы бы хотели, чтобы я умер? – Нет, ты хороший парень. Но мне все равно, что ли. Без обид. Дальше мы шли молча, сохраняя неприятный осадок после недавнего разговора. Мне сложно было понять характер Богдана Ивановича. Он как будто идеализировал картину мира и ненавидел жить в окружающей его реальности. Мне казалось, что он наслаждается полной противоположностью между так близкой ему любовью к природе и своей грязной работой, которая направлена на разрушение всего, что ему так дорого. Сделав небольшую остановку на сбор грибов, мы постоянно перебрасывались фразами и восстановили пошатнувшийся баланс наших отношений. По крайней мере, мне так показалось. Богдан Иванович радовался каждому найденному грибу и набрал целую жестяную банку морошки. Он даже не ругался, когда нашел в найденных мною грибах несколько поганок, и просто выбросил их «на корм анчуткам». Когда солнце уже начало спускаться за горизонт, мы вышли на большую опушку, в центре которой росла высокая и тонкая сосна, окруженная небольшим леском из елей и берёз. Собрав много сухих дров, мы разожгли костер и поставили палатки на ночлег. Наступила темнота, в которой освященное языками огня лицо Смурова казалось маской лесного идола, вырезанной с потрясающей точностью: каждая складка на испещренном морщинами лице отбрасывала выразительную тень. Маска оставалась неподвижной до тех пор, пока не закипел котелок с грибным супом, и тихая опушка наполнилась звоном ложек о металлические миски и громким чавканьем. – Наверное, с вершины этого дерева можно увидеть весь лес, – сказал я, – и даже Эльзу. – Видеть ее больше не хочу, эту тварь. Так и хочет тебе все ноги переломать. Суп в наших тарелках быстро закончился, и тут очень кстати пришлась найденная Богданом Ивановичем морошка. Мы сидели на мягком ковре из лишайника и наслаждались лесным десертом. – Богдан, а расскажите про Жар-птицу? – Хули там рассказывать, посмеяться опять надо мной хочешь? – Это очень известная история среди анчинов. Мне просто всегда хотелось услышать ее именно от вас. Богдан Иванович задумался и закурил сигарету. Я улыбнулся, потому что это был хороший знак, и устроился поудобнее на лишайнике, приготовившись слушать рассказ. – Короче, поехали мы в Вокнаволок. В компании нам просто сказали – езжайте, там все объясним. Ну мы приехали, заселились в дом, а там стоит ящик. Открываем – а в нем противопожарные костюмы американские, пиздатые. Мы с Романычем переглянулись и сразу все поняли: на Жар-птицу нас отправляют. Вроде как и заебись, ну заработать можно нормально, а с другой стороны – хуй знает. Ловить ауков или анчуток это верняк, точно с голой жопой не останешься. А эту курицу ты хер найдешь, по лесу месяц пробегаешь и ничего не получишь. Но выбора у нас особо не было, нужны были бабки серьезные обоим, и мы согласились. А это ведь Карелия, нам в сторону Финляндии идти, понимаешь – у них там Мумий-тролли эти бешеные. Мы вообще не понимаем, что от них ожидать – знаем только, что нашего анчина Матти там нашли всего в слизи, старого, скукоженного, и без глаз. А в руках крестик держал наш, православный. Он ведь Максимом звался до того, как в Финляндию уехал…но не суть. Понимаем, что Мумий-тролли это твари редкостные, они тебя там высушат, потом глаза вытащат и в пустые глазницы выебут. Нет уж, спасибо! Но что делать, накупили продуктов и пошли. Мумий-троллей в итоге мы так и не встретили, а вот медведи оказались настоящей проблемой. Романыч как-то забыл еду из палатки убрать, оставил в тамбуре, и несколько медведей ночью пришли полакомиться. Палатку свалили, короче лежал Романыч всю ночь под тентом и обосрался там, обоссался от страха, пока медведи по нему ходили. Потом палатку пришлось неделю проветривать. И вот, однажды находим мы перо – тусклое, но спутать с другой птицей невозможно. Точно такое, как я тогда в бане видел. Директор меня с собой позвал, ну тогда я начальству ещё нравился. Один его кореш достал это перо, яркое, красивое, все жирные, потные пуза богачей этих сразу освятило, и бросил его на камни. Наполнился тогда воздух какой-то благодатью, и так стало хорошо. Я даже тело своё перестал чувствовать, будто существую без него, парю где-то в горячем воздухе и предаюсь неге. У меня и болячки некоторые прошли, вот чирей на спине исчез. Вообще Жар-птица – это сказка уникальная, одной птицей можно полстраны вылечить. Я сам видел, как перед слепым крыло положили, оптической трубкой направили – и он видеть стал снова! Да, все болезни это чудесное создание исцеляет. Но простым людям вроде нас с тобой и всей жизни не хватит, чтобы купить хоть перышко. А если зеленокнижники тебя за охотой или чего хуже убийством Жар-птицы спалят – за яйца на дерево повесят и сожгут, как ведьму!

Конец ознакомительного фрагмента.