Я резко подбросила его в воздух, и он зажужжал на меня, как рассерженный шмель.

– Зачем ты это сделала? Мы так славно развлекались!

– Никакого гламора, запомни, – набычилась я, комкая простыню.

– Без гламора этот процесс будет тебе совсем не так приятен. – Он пожал тонкими плечиками, провалившись вниз от этого движения. – Мне это, в общем, все равно, для целей Нисевин – тем более не важно, но для тебя, прекрасная принцесса, разница существует. Позволь мне избавить тебя от боли и неприятных ощущений, пусть это будет дружеской услугой.

Если бы он застал меня не в тот день, когда укус Китто еще болел, я бы, наверное, сказала «нет», велела бы просто взять кровь для его королевы и убираться. Гоблины гламором не владеют вовсе, так что у Китто выбора не было – без естественного очарования секса, смягчавшего боль укуса, он ничего не мог поправить магией. Шалфей предлагал мне выбор.

Я глубоко вздохнула и медленно выпустила вдох, а потом кивнула.

– Гламора ровно столько, чтобы сделать ощущение приятным, но и все на этом, Шалфей. Если ты замахнешься на что-то большее, я кликну стражей – и тебе не понравится то, что они с тобой сделают.

Он издал звук, который показался бы грубым, если бы не прозвенел словно крошечные фанфары – будто бабочка попыталась изобразить ослиный крик.

– Мрак веками ждал, чтобы я высунул голову хоть на миг, принцесса. Я хорошо знаю, может, лучше тебя, сколько он мне задолжал.

– Я заметила, что у тебя с ним личные счеты, в большей степени, чем с другими.

– Личные? Ну, можно и так сказать. – Он улыбнулся, и улыбка вышла милой и злобной одновременно, как будто он воображал жуткие вещи и представлял, как забавно будет их проделывать.

Я могла бы спросить, что же это было, такое личное, но не спросила. Или Дойл расскажет сам, или я не узнаю об этом никогда. Вряд ли Дойл легко простит мне, если я стану выспрашивать его секреты у фейри, которого он ненавидит. Одно дело – получить такую информацию от друга, но говорить о своих друзьях с врагами – не дело, и нельзя позволять врагам заглазно обсуждать ваших друзей. Некошерно.

– Питайся, Шалфей, и можешь использовать немного гламора, чтобы это не было слишком неприятно. Но веди себя прилично.

– Тебе все еще нужна чья-то защита? У тебя здесь ручной гоблин. Разве он не прыгнет и не схватит меня прямо в воздухе и не обгложет мои косточки, случись мне тебя обмануть?

– У гоблинов не много шансов против сильного гламора, ты отлично это знаешь.

Он прижал руку к груди и открыл глаза пошире.

– Но я всего лишь эльф-крошка. Я не могу владеть гламором, как знатный сидхе. С чего бы гоблину бояться таких, как я?

– По всем описаниям феи-крошки обладают сильнейшим гламором, и тебе это хорошо известно. Ваше любимое развлечение – сбить с дороги неосторожного путника.

– Немножко болотной воды еще никому не вредило, – сказал Шалфей, подлетая ко мне поближе.

– Если под ней случайно не окажется трясины. Ты – неблагой фейри, а значит, если путник так и не сумеет выбраться вновь на дорогу – тем забавнее.

Он скрестил на груди руки – в обхвате они были чуть тоньше карандаша.

– А что случится, если бродячие огоньки благих заведут путника в болото, и тот провалится в топь? Только не говори мне, что они помчатся на помощь, да еще прихватят веревку. Может, они и прольют слезку над несчастным смертным, но как только последние пузырьки поднимутся из пучины, они поспешат прочь, смеясь и прыгая и подыскивая следующую жертву. Может, они станут обходить стороной злополучную топь, но и не подумают отказаться от веселой игры только потому, что она кончилась смертью для какого-то бедолаги.

Он опустился на мое прикрытое простыней колено.

– И разве так уж нечестно завести в смертельную ловушку какого-нибудь коллекционера бабочек с сачком наперевес, если он, случись ему меня поймать, бросит меня в морилку, а после насадит на булавку, проткнув ею мое сердечко?

– У тебя хватит гламора, чтобы избежать такой участи.

– Да, но мои меньшие братья – бабочки и прочие насекомые, которым мы подражаем, как же они? Один глупец с сачком может превратить цветущий луг в пустыню.

Если взглянуть с этой стороны, то у него были свои резоны. Звучало, во всяком случае, убедительно.

– Ты сейчас используешь гламор?

– Принцесса сидхе должна знать, когда ее обманывают гламором, – ответил он, сохраняя все ту же позу со скрещенными на груди руками.

Я вздохнула.

– Хорошо, это не гламор, но я не согласна, что ты имеешь право довести до смерти какого-нибудь энтомолога только за то, что он собирает бабочек.

– А-а, – протянул Шалфей, меряя меня взглядом, – но ты согласилась со мной хотя бы отчасти, иначе не спросила бы про гламор.