В этот раз я успел перехватить ее руку.

— Я тебе предложила деньги! — прокричала она мне в лицо.

— Курбанову ты тоже деньги предлагала? — усомнился я.

— Руслан в отличие от тебя ничего не требовал!

— Какой благородный, — усмехнулся я на ее заявление.

— Да благородный. Не то, что ты! — процедила Ольга.

От услышанного я вспылил:

— Вот и вали к своему рыцарю!

Но вместо ответных оскорблений услышал всхлип. Ее глаза заполнялись слезами.

Злость тут же исчезла.

Сорвавшись с места, я подлетел к Ольге и не, решаясь обнять, остановился.

— Прости, — про себя я клял себя последними словами.

— Мерзавец ты, Чапыра, — повторила она, всхлипывая.

— Да вообще урод, — тут же согласился с ней я. — Извини, это всё ревность.

— К Курбанову что ли приревновал? — в ее взгляде проскользнула хитринка. Хотя, наверно, показалось.

Я кивнул, подтверждая. Женщина слабо улыбнулась и раздумала реветь.

— Почему ты от меня бегаешь? — спросил я.

Ольга смешалась, явно не ожидая услышать такой вопрос.

— Ты опасный, — наконец ответила она. — С тобой как по краю. Я так не могу, — она присела на краешек стола, плечи ее опустились.

Я обнял ее, а она уткнулась лицом мне в плечо.

— Для тебя я не опасен, — шептал я ей на ушко, целуя. — Поехали ко мне?

Она кивнула, не поднимая взгляда, поэтому и не увидела мою довольную улыбку.

Надев на себя куртку, я помог женщине с плащом и тут вспомнил об оставленной курице.

— Минутку, — я метнулся к окну.

— Это что курица? — удивилась Ольга, разглядывая содержимое авоськи.

— Ага, бройлерная, — похвастался я, демонстрируя даме торчащие куриные лапы.

Она пару раз фыркнула, и, прикрыв рот ладонью, засмеялась.

— Ну не оставлять же мне ее здесь? — не понял я причину веселья.

— Ладно, поехали уже, Ромео… с курицей, — продолжая смеяться, она первой вышла из кабинета.

— Чем тебе курица-то не угодила? — идя за Зудилиной, продолжал я выяснять причину такой реакции.

— Нормальная курица, — заверила меня Ольга, цокая каблуками по ступенькам. — Сейчас в духовку ее поставим.

— Вот и я говорю, — поддакнул я, спускаясь следом, — хорошая курица всегда пригодится. А ты хорошо готовишь? — на всякий случай уточнил я.

Сделав еще один глоток, Головачев поставил бокал с остатками коньяка на край стола. Выдохнув, он вновь проинспектировал взглядом внушительную стопку уголовных дел, что лежала по правую руку от заместителя прокурора, словно ожидал, что за пару секунд та чудесным образом развеется. Но вопреки его желанию, дел с утвержденными обвинительными заключениями не прибавилось.

Ко всему прочему сильно хотелось курить, а за последние полчаса это желание приобрело какую-то особую навязчивость. Вот только выполнить простейшее действие с прикуриванием сигареты он позволить себе не мог. Хозяин кабинета не выносил запах табака.

Сейчас Митрошин изучал материалы очередного уголовного дела, выслушивая эмоциональные пояснения от сидящего по другую сторону стола, Курбанова. Майор все больше и больше распалялся, пытаясь донести до проверяющего свою мысль, активно использую для убеждения жестикуляцию. Прокурор же слушал его вполуха, лишь изредка кивая. После каждого кивка Курбанов замолкал и ждал, когда Митрошин перейдет к следующему документу. Головачев большей частью вступал в дискуссию, когда прокурор начинал артачиться и находить причины не ставить подпись. Вот тогда на передний план выходил он, сыпля доводами в пользу утверждения обвинительного заключения. Ведь если не получалось убедить, то дела возвращались для исправления замечаний или на дополнительное расследование, что сказывалось не лучшим образом на показателях отдела.

Головачев посмотрел на часы, стрелки указывали на восемь часов вечера. Уже почти три часа без курева. Рука сама собой залезла в карман, откуда вытащила полупустую пачку. Подполковник жадно вдохнул в себя ее запах.

— Что ты мучаешься? Сходи, да покури, — голос Митрошина отвлек подполковника. — Или боишься, что тебе коньяк не достанется?

Все рассмеялись над немудренной шуткой прокурора.

— Да, так и сделаю, — сжимая пачку в руке, Головачев решительно поднялся.

Заметив направленный на себя завистливый взгляд Курбанова, подполковник глазами показал тому на кипу дел, типа работай, и вышел из кабинета.

Когда он умиротворенным вернулся с улицы, Курбанов открывал вторую бутылку и в своей эмоциональной манере рассказывал Митрошину какой-то забавный случай из жизни отдела, вызвав у того пару смешков.

Удостоверившись, что все идет по плану, Головачев плюхнулся на свое место, подхватив вновь наполненный бокал. Так-то он предпочел бы водку, но отлаженный годами ритуал предусматривал употребление именно коньяка, а менять традицию в таком важном деле, как направление уголовных дел в суд, начальник следствия ни за что бы не рискнул.