Ибо так велели тёмные силы.

— Я готова растить тебя со всеми странностями.

«Тинг Моу не могут найти уже несколько дней.

В последний раз её заметили по камерам на прошлой неделе в пятницу и с тех пор её никто не видел. Говорят, она вышла за тортом для дня рождения своей подруги и так и не вернулась ни через час, ни к вечеру, ни через день. Полиция объявила поиски, но пока всё безуспешно. Не найдена ни одна улика, за которую можно было бы зацепиться. В общежитии, где жила Тинг, никто не сказал ничего полезного, как и её одногруппники. Дневник она не писала, вела исключительно хороший образ жизни, не имела никаких врагов или вредных привычек. Полиция просит всех волонтёров помочь с поисками, а также предупреждает, что лучше не выходить на улицу ночью и не ходить никуда с незнакомыми людьми. Говорят, что с появлением секты в Равенхилле появился и убийца...»

Я резко выключила телевизор, когда в помещение вошла Мэри, моя приёмная мать. Её бледное лицо выражало недовольство - значит, она слышала, как в моей комнате вещали последние новости, которые в нашем доме запрещено слушать. Почему? Понятия не имею. Просто одно дурацкое правило из многих.

– Что нового говорят?

Мэри кинула презрительный взгляд на старый телевизор, который до сих пор потрескивал от того, что его так редко включали.

– Моя одногруппница пропала, всё никак не могут её найти.

Я переживала за Тинг. Не скажу, что она была моей подругой, но я чувствовала в ней некую родственницу по крови: как и я, она долгое время жила в Китае, пока не переехала в Англию. По каким причинам я понятия не имела, да и не интересовалась. Не так много что я знала о Тинг: ни о её родителях, ни о личной жизни, ни о хобби и ни обо всём остальном. Мы часто находили в себе отдушнину от непривычной страны и делились друг с другом воспоминаниями о родных краях, об азиатской культуре, о бурлящей жизни среди похожих на нас людей. Мы обе чувствовали себя здесь, в Равенхилле, чужими, слишком выбивающимися из общей массы приличных англичан. Какие-то... «не такие», как часто повторяла Мэри.

У многих из нас бывали такие знакомые люди, с которыми ты общался лишь на определённую тему, ведь ни в каких других, даже в лучших друзьях, ты такого найти не мог.

Эх, не хотелось бы потерять такого человека...

– Тебя допрашивали?
– матушка на свой грозный вопрос получила от меня утвердительный кивок.
– И ты мне ничего не сказала?

– Я и полиции ничего не сказала, потому что ничего не знаю, - честно ответила я, втыкая булавки в плюшевого ворона, которого я использовала в качестве игольницы.

Теперь не могу, когда меня прерывали на середине выкройки или шитья нового костюма. Уже собралась с мыслями, приготовилась, разогналась, а тут на тебе - матушка решила напомнить о себе и отвлечь от любимого дела. Я кинула взгляд на то, что пока получилось: чёрная атласная ткань, множество линий с пометками, аккуратные чертежи будущего викторианского платья с элементами ханьфу. Сочетание стилей - сложное дело, но не невозможное для меня. Я обожала шить - это моё призвание, дар, единственное счастье жизни. В шуршании тканей, бархатном прикосновении, переливе цветов, серой дорожке графита на выкройке - во всём этом я находила нечто близкое к своему чёртсвому сердцу, обожаемое до каждой нитки и иголки.

Ах да, я любила собственные наряды больше, чем людей.

Мэри в нерешительности замерла посередине комнаты, осматривая её так, словно видела впервые. Но ничего интересного не нашла: ни на серых стенах, ни на пробковой доске, увешанной важными заметками, ни в книжных шкафах без единой пылинки, ни в аккуратно разложенных по пластиковым коробкам многочисленных тканях, ни в одежде, которой было слишком много. Будь моя воля, сделала бы это помещение куда более роскошным, ярким и красивым, но матушка пересекла любые мои идеи по этому поводу на корню. Даже нормально развесить все мои сшитые костюмы запретила, словно малочисленные гости, порой к нам заходящие, могли упасть в обморок от слишком экстравагантного вида.

Какая же чушь.

– Ох, нехорошо это, нехорошо, - уже беспорядочно бродила по комнате Мэри, словно незаметно хотела проверить, не спрятала ли я от неё чего-нибудь запретное.
– Пошла сейчас такая молодёжь, которая везде ошивается, ничего не боится, огрызается. А потом пропадает...

– Потому что взрослые дяденьки хотят их изнасиловать или убить, - слишком жёстко ответила я, понимая, что заходила на опасную зону разговора.
– Тут проблема не в молодёжи, а в общей безопасности.

Матушке тут же не понравился мой тон. Она резко остановилась, не сводя взгляд от моего лица.

– Тебе стоит поменьше смотреть телевизор.

Я раздражённо закатила глаза. Боже мой, почему это так тупо?!

– Это не он якобы плохо на меня влияет, это мои собственные суждения и выводы.

– А я с ними не согласна, - Мэри схватила пульт, лежащий рядом со мной на кровати, и настолько сильно его сжала, что тот треснул.
– Что за поведение ты сегодня допускаешь, а? Что за тон, что за слова? Разве этому я тебя учила, а?
– она кинула сломанный пульт на мой стол и зачем-то добавила: - А потом сбежишь из дома и тоже пропадёшь, как твоя одногруппница. Надо быть осторожнее. Ты помнишь об этом, сяо-Рави?