Я в шоке уставилась на него.

— Состояла в секте?

— О, мы не секта, — шрамы парня неприятно изогнулись от кривой ухмылки. — Мы свита Ворона.

«Но теперь мы действительно избраны. Ведь после ослепления мы пришли ко тьме. К Ворону».

Мантии. Лица. Усыпальница...

Они считали себя другими, помеченными чем-то тёмным, не принадлежащими к остальным. Как и любая секта, помешанная на чём-то или ком-то. Но у этих... действительно что-то было своё. Что-то не так. По пьяне я не смогла понять, что именно, но и сейчас тоже. Воспоминания — будто размазанная кровь по стене, смешанная с другими, чужими. Уловить что-то определённое не получалось, как и понять картину в целом. Слишком много недостающих элементов, загадок, тайн. Впервые мне хотелось винить себя в том, что напилась в столь неподходящий момент. С другой стороны, будь я трезвой, меня могли бы и не позвать с собой... но зачем они это сделали? Хоть Инграм и объяснил причину, отчего-то я знала, что это далеко не всё.

«Только мы и тьма. Внутри и снаружи. Больше никаких угрызений совести, подражаний, зависимости от чужого мнения, жажды внимания, потребности в одобрении. Только ты. Только тьма, сделавшая тебя таким. Только Ворон, объединивший всех нас. Мы — и есть он».

Свита Ворона.

Почему они назвали себя так? Ведь свита бывает только при живом человеке. А Рэбэнус мёртв. Но они, включая Арни и Инграма, явно так не считали. И смотрели на меня с опаской, точно одно моё неосторожное слово — и убьют тёмной ночью.

Я была уверена, что они способны на такое.

Особенно Инграм Касс.

— Но... — я хотела возразить, но решила, что лучше спорить потом. Если мои рассуждения верны... то лучше подыгрывать. — Хорошо, ладно. Вы забрали Тинг к себе, чтобы потом перенести её в усыпальницу для... прощения?

— Почти так. — Инграм вертел в руках зажигалку, но смотрел вообще куда-то в сторону, точно ему всё это быстро наскучило.

Как и вчера на занятиях.

— И сначала мне пришлось избавиться от вони у себя лаборатории, — Арни взял невидимую колбу, перелил что-то в свою флягу и, взболтав её, вновь отпил, точно нахимичил некое зелье.

— И зачем было подкидывать тело на парковку? — вспомнила я поездку с братом и сестрой Готье.

— Коридоры слышат, — загадочно проронил Инграм, но Арни его понял.

И как они вообще понимали друг друга? Что сейчас, что тогда, в клубе «Huggin Hearts». Как давно они общались? И как так вышло, что за всё время моего общения с Арни тот ни разу не упомянул своего друга? Либо я невнимательно слушала, либо они что-то скрывали.

Меня пробила дрожь.

Что-то за последние два дня я стала слишком часто всех подозревать в секретах. Словно наконец-то открыла глаза... или просто боялась раскрыть собственную страшную тайну.

— Пойдём.

Арни никогда не был тактильным человеком, чтобы касаться кого-то, в том числе и меня, но его товарищ был в этом деле немного иным. Инграм взял меня под локоть и, крепко держа, повёл за удаляющейся по коридору высокой фигурой Арни.

Давление.

Вот что я ощутила, оказавшись так близко к Инграму. Тяжёлая аура, словно электрическое поле, на фоне которого жутко гудели провода. Но напряжение ощущалось больше даже не снаружи, а внутри — я шла будто не по широкому коридору, а по лезвию ножа. Соскользну — и буду сожрана тьмой.

Власть.

Инграм управлял мной: не только физическим прикосновением пальцев к моему локтю — жаль, что не оголённого — но и морально. Постоянные провокации, наводящие слова, тайный замысел диалогов, двусмысленные фразы... словно он знал меня куда больше, чем два дня. Словно... имел на меня какие-то планы. И не самые хорошие.

Угроза.

Быть может, мне всё это лишь просто казалось, как и многое другое. Размышлять и подозревать — пожалуй, такое же моё любимое занятие, как и шить. Вот только тут дело касалось дальнейшей судьбы. Один неправильный шаг мог стоить жизни. И хоть меня так и подмывало что-нибудь спросить у Инграма, я понимала — впереди ещё будет уйма вопросов, а любопытной дурочкой выглядеть не хотелось. А попадаться в расставленые чужие сети... лучше сберегу силы для собственной паутины.

Быть может, крупная муха попадёт.

— Сюда.

Арни завернул за угол, за котором я знала, последует тупик. Всего три картины Караваджо — слева, справа и прямо по центру. Довольно часто я видела тут девочек, которые прятались от лишних глаз, в том числе и от моих. Тяжело им быть загнанными овцами — волки всё равно придут на запах страха.

— Тут же нет ничего, — скептически я отнеслась ко всей этой идее.

Инграм слегка напряг пальцы, но мне уже стало больно. Мышцы, скрывающиеся под мешковатой толстовкой, напряжены, лицо полно пренебрежения, белые волосы слегка растрепались и падали на высокий лоб, чуть прикрывая тянущиеся шрамы. И даже не вырваться из хватки: не было ни желания, ни сил, ни надежды на то, что это пройдёт для меня бесследно.

Арни вдруг подошёл к центральной картине, схватил её за край и начал постепенно отодвигать. Я сразу догадалась — там тайный проход, как и в клубе под комодом. Такое же тёмное нечто, неизвестное и скрывающее очередные секреты.

Сколько ещё знали подобных ходов Арни и Инграм? И откуда? Зачем?

Облегчение — первое ощущение возникло в груди, когда Инграм наконец-то меня отпустил и направился к не полностью открытому проходу. Слабый свет почти ничего не выхватывал из мрака, но парень смело шагнул в него. Арни, чуть раскрасневшись от нагрузки, всё ещё держал картину, чтобы я тоже смогла пройти. И прежде чем безропотно последовать за Инграмом, его друг подмигнул мне с широкой улыбкой на губах.