Нина обернулась.

Бероев стоял чуть позади, сложив руки на груди и опустив голову. – – Информация подтвердилась. Леча неспроста выспрашивал о бывшей жене бизнес партнёра и выскочил как ошпаренный из ресторана следом за ней.

– Это он сам сказал? – зелёные глаза полыхнули гневом.

– Да, был расстроен получив по морде, – она усмехнулась, заправляя непослушную прядку за ухо.– Искал причину провала в располагающей к сексу комнате.

– Кто спас? – сухие слова, а в душе бушевала буря.

– Охрана Ильи и его имя, – Нина положила ладонь на широкое плечо.– Не вини себя. Невозможно просчитать всё заранее. Не в туалет же со мной ходить твоему человеку?

– Я мог дать правильную информацию о миллиардере, с которым ты собралась играть, а его предупредить строго-настрого, чтобы не трогал подругу моей жены.

Она вскинула бровь, уточняя:

– Ну, теперь-то он знает?

Олег кивнул.

– И ещё узнает! В более развёрнутом варианте.

– Опять из-за меня станешь бодаться? – оставалось только вздыхать.

– Из-за себя! – он повёл носом, услышав аромат свежесваренного кофе.– Это проявление неуважения, прежде всего ко мне. Страх потерял. Придётся напомнить кое-что.

Он сделал пару шагов в сторону кухни ипробурчал, обернувшись:

– Фёдорова, ты завтраком меня кормить собираешься?

Она улыбалась. Вот и скажи, что Трофим ему любимый крестник, а не родной сын.

– Идём, обжора, мама накормит.

– Разойдусь с Юлькой и женюсь на Наталье Егоровне, – он обнял худышку за плечи.– Стану твоим отчимом, тогда попляшешь. Не Стасом единым жив род мужской.

Отчаянное:

– На мне женись! Зачем тебе старуха? – заставило шутника вздрогнуть.

Нина споткнулась, услышав за спиной голос Лиски.

– Я тоже умею готовить! – продолжала с надрывом девочка.

Олег обернулся и присел перед ней на корточки, заглядывая снизу вверх в ярко-голубые глаза.

– Малыш, зачем тебе старый пердун? – подняв большой палец, он пообещал: – Мы вот такого парня тебе найдём! Ты главное вырасти.

Она шагнула вперёд, обхватив мощную шею уставившегося на Нину эфэсбэшника. Растерянный взгляд, отвисшая вниз челюсть.

Шатенка рассмеялась, сглаживая неловкость происходящего.

– Вот так, Бероев, будешь знать, как набиваться в родственники. С женщинами нашей семьи шутки плохи.

Он аккуратно расцепил пальцы девочки, надеясь, что в этот раз его не фотографируют.

– Солнце, ты не забыла, что я женат на твоей крёстной?

– Вечно пьяная и не кормит тебя, – полные слёз глазищи и желание рассказать о пороках соперницы.– Она тебе не пара!

Брюнет встал, моментально став жёстким.

– А ты тем более, – он сомкнул веки, понимая, что слишком резок и ответил уже более мягко: – Не имей привычку осуждать людей за их спиной. Тем более взрослых.

Алиса бросилась в комнату, захлопнув за собой дверь.

Нина постояла, не входя в спальню дочери, прислушиваясь, что происходит внутри. Слёз не было слышно. Она горько усмехнулась, осознавая, что это не детская привязанность на пять минут и характер у дочери в маму, а значит, та от своего не отступится.

В дверях кухни, думая, как дочь, покачивала головой Наталья Егоровна.

Они ели некоторое время молча. Дети завтракали в столовой, не мешая беседе взрослых.

– Нинок, извини за излишнюю резкость, но говорить в таком тоне о жене я никому не позволю.

– Я всё понимаю!

Он в раздражении бросил вилку. С каждым разом проявление обожания у девочки становилось более вызывающим.

Полыхающий зеленью взгляд утонул в сером.

– Как думаешь, скоро у неё пройдёт эта дурь?

– Не дурь, а привязанность, сдобренная первым чувством любви, – она не хотела шокировать и без того одуревшего друга.

– Хорошо, – Олег кивнул, затем добавил, покрутив пальцем в воздухе: – вот это самое она скоро выкинет из головы?

Нина усмехнулась.

– Думаю, тебе придётся набраться терпения.

– Вопрос не во мне, а в Юльке, – он промокнул салфеткой губы.– Ревновать начала по-чёрному. Не понимаю, кто её накрутил. Новые подруги, наверное.

Она была с ним согласна. Смотреть, как подруга постепенно спивается больно.

– Гнать их надо в шею! – она вспомнила пьяный смех в трубку.

– Попробуй, сразу слёзы градом и сопли до колен. Мол, единственной радости в жизни лишаю, – он вздохнул, отставив тарелку. – Она не такая толстокожая, как ты.