– Я знаю, что у тебя в семье тоже не все в порядке, что-то терзает твое сердце, и ты часто ходишь печальная. Когда я окликаю тебя, ты улыбаешься, претворяешься радостной, но стоит мне отвернуться, - хотя я продолжаю незаметно за тобой наблюдать - ты снова погружаешься в глубокое, тревожное раздумье.

– Эй, вы долго там?

Саша замолчала, обернулась на голос и нетерпеливо ответила:

– Еще секунду!

Она начала поднимать стулья за меня, я вздрогнула, будто очнулась, и стала ей помогать. Не прекращая работу, Саша продолжила:

– Я не стану спрашивать, что тебя тревожит, и почему ты не можешь улыбаться сердцем, а не по принуждению, но я хочу сказать, что ты можешь позволить себе быть счастливой.

– Ты думаешь, я не даю себе быть счастливой? Что за вздор?
– наконец подала я голос.

– Люди так устроены, что они позволяют себе стать счастливыми лишь тогда, когда нет повода для грусти. Но если есть что-то, что омрачает их жизнь, они думают, что смеяться, улыбаться и радоваться мелочам неуместно.

Саша пожала плечами:

– Мне так кажется, по крайней мере.

Мы закончили со стульями и сняли передники. Администратор встал у выхода, раздраженно теребя ключами, в ожидании нас. Саша накинула пальто и потянула меня за собой.

– К примеру, у моей соседки умер муж, - сказала она по дороге домой.
– Ужасная трагедия, ничего не скажешь. Она горевала очень долго, не выходила из квартиры, плакала, не переставая. Прошло время, рана ее покрывалась коркой времени, слезы высохли, и она стала возвращаться в реальный мир. Хочешь мороженое?

Саша остановилась у маленького магазинчика и посмотрела на меня.

– Холодно же! Кто ест мороженое в такую погоду?

Она засмеялась, попросив подождать ее здесь, и через несколько минут вышла с двумя рожками.

– Я не буду, - пытаясь сдержать улыбку, сказала я.

Саша протянула мороженое и держала передо мной, пока я не взяла его и не начала есть, а потом зашагала дальше, рассказывая:

– Она ходила на работу, как все нормальные люди, покупала продукты, готовила еду, только не было во всем этом жизни, понимаешь? Я смотрела как она, словно зомби, бредет на работу, потом с работы возвращается домой, и там проживает остатки своих дней, без любимого мужа.

Она улыбалась, но редко и одними губами, говорила тихо, словно боясь разбудить свое счастье, не посещала вечеринки или обычные женские посиделки в кафе, и праздновала Новый год, бездумно переключая каналы по телевизору.

Как-то мама спросила у нее, не хочет ли она снова выйти замуж, может, родить детей, на что соседка в отчаянье замотала головой и сказала, еле сдерживая поток слез: "Это было бы нечестно по отношению к Игорю! Я не должна". Сейчас ее жизнь ничем не изменилась. Своим бесконечно грустным лицом, своим нежеланием позволить быть себе счастливой, она отпугивает это самое счастье.

– Она считает, раз ее муж умер, значит, она потеряла единственное возможное право на радость жизни, - продолжала Саша.
– Но мы можем быть счастливыми даже тогда, когда весь мир в огне, даже тогда, когда все трещит по швам, и нет места надежде. Вопрос только в том, позволишь ли ты себе...

Я не заметила, как вернулась домой, не переставая думать о том, что сказала мне Саша. Ее слова глубоко засели мне в сердце, и не терпелось обдумать их еще раз, вместе с Хоупом. Я сняла куртку и пошла на кухню. Отца там не было, я решила, что его нет дома, и облегченно выдохнула. Но когда я зашла в комнату, я замерла, испуганно разглядывая его темную, сгорбившуюся фигуру. Он сидел на моей кровати, держа что-то в руках. Заметив, что я вошла, папа медленно поднял голову и молча уставился на меня.

– Что ты здесь делаешь?
– тихо спросила я.

– Я искал деньги, - его голос в этой тишине показался слишком громким, отчего я вздрогнула и отошла на шаг.

– Нашел?

– Нет. Но нашел кое-что другое, - Он поднял руку, показывая мне маленькую пустую бутылочку из-под снотворного.

– Я думал, она выбросила его, но это ты взяла, - пробормотал отец, зажав пузырек в кулаке.

– Это не ее. Это не ее, честно.

Он покачал головой.

– Я ведь любил твою мать. Она была еще той потаскушкой, но я любил ее.

– Папа, отдай мне, пожалуйста. Это мои таблетки. Я плохо сплю и иногда пью их, понимаешь?
– успокаивающе сказала я, медленно подходя к нему. Я попыталась забрать пузырек, но он оттолкнул меня. Я упала на пол, но подниматься не стала.

– Она сводит меня с ума. Она сниться мне каждую ночь и там смеется надо мной, говорит, что это я виноват в ее смерти, но это не так, верно? Я ведь не виноват.

Он покачивался взад-вперед, прижимая к груди злополучную баночку, и глядя пустыми глазами куда-то в пол. Я подползла к нему и неуверенно обняла, почувствовав запах перегара.