— Правда? Вам, наверное, послышалось, — я обернулся к дружиннику.

— Пять рублей, — невозмутимо повторил дружинник, который имел слабое отношение к этой лавке, но доказать это было очень сложно.

— Ы… Зачем Вы всё записываете? — спросил меня следователь с подозрением в голосе.

— Графа замечания и возражения к протоколу обыска. Вам понадобится несколько дополнительных листов. Начиная с грубейшего нарушения — субъекту обыска не предоставлен переводчик и не разъяснены права.

— Так вот же он, переводчик! — следователь ткнул пятерней в «дружинника».

— Он мне переводит, а не Вам. Как Вы его собрались указать в протоколе? Как подтвердите его знание русского и китайского, каким документом? Вы даже имени его не знаете.

— Как тебя зовут, любезный? — спросил следователь.

— Моя не понимать вопрос, — невозмутимо ответил «дружинник». — Мало говорить русский. Плохо. Не понимать.

— Ы… сучьи дети.

— Одиннадцать десять, следователь сыскной группы, ни к кому конкретно не обращаясь, сказал «сучьи дети».

— Но вот это, это же контрабанда! — следователь потряс в руке здоровенной изящной фарфоровой вазой.

— Чего это вдруг? Изготовлено в этом квартале, так сказать, этими самыми руками.

— Да вот ещё! Это же дорогущий фарфор из Китая, а таможенные документы Вы отказываетесь представлять.

— Возражаю. Керамическая посуда местного происхождения. С чего Вы решили, что это фарфор, чтобы делать такой смелый вывод? Разбираетесь в технологии изготовления и классификации? И документ о своем образовании в этой сфере покажете? Никакие документы мы не отказываемся представлять, но, так как в грубейшее нарушение правил переводчик не был предоставлен, то такой запрос от Вас этому уважаемому человеку просто не понятен.

Зашла та же девушка-подросток я отдал ей чашку и сказал «спасибо».

— Вот, девушка, например, тоже не знает русский.

— Как же она понимает? — состроил скептическую мину следователь.

— Не знаю русский. Не понимать. Пожалуйста, — она кивнула и удалилась. Ладненькая какая, и идёт как плывет, залюбовался я, глядя ей вслед.

— Я всё ещё ссылаюсь на далекое постановление семьдесят семь, дающее право любым народам жить в Кустовом и там нет ни слова про обязательное знание языка. А ещё повторно обращаю внимание, что в постановлении на обыск не указаны фамилия и имя субъекта следственных действий.

— Да мы просто не знаем, как его зовут!

— А что, в УПК так и написано, не знаешь, как зовут, можешь нарушать норму об указании имени сколько влезет?

— Ы… Я изыму эту фаянсовую вазу для экспертизы.

— Не смею препятствовать. Вы же, наверное, помните, что нужно составить дополнительный акт об изъятии, в нём тщательно описать предмет, в том числе, при наличии надписей — переписать их дословно. Что написано на вазе?

Следователь покосился на вазу и сузил глаза, глядя на размашистые черные иероглифы на боку.

— Там же надпись на китайском.

— Нужно указать перевод текста. Ну или допускается их точное повторение. Как у вас с каллиграфией и знанием мандаринских иероглифов? Мне кажется, что там написано «для цветов». Ну то есть это цветочный горшок, местного производства, кустарный, сопроводительные документы не требуются. Дорогая хозяину лавки вещь, память о бабушке, стоит шестьдесят пять рублей… ну, это я на случай, если вы расколошматите и его.

А пока акт, изъята неизвестная круглая вещь у неизвестного лица. Класс, я в восторге. Что потом пойдёт на экспертизу? Как доказать, что именно она изъята и именно у этого китайца, ума не приложу.

— Ы… Сукин сын. Я всё равно изыму.

— Одиннадцать тринадцать. Следователь, ни к кому конкретно не обращаясь, сказал «сукин сын».

— Ладно, Аркадий как там тебя… пошли покурим.

— Отчего бы не сходить, — сделав жест «дружиннику» чтобы продолжал присматривать за лавкой, вышел на свежий воздух.

На улице в китайском квартале было не души. Но я голову даю на отсечение что за нами следят буквально из каждой щели.

— Чего ты добиваешься, адвокат? — следователь достал портсигар, предложил мне папироску, я отказался.

— Всё как обычно, защищаю права граждан.

— Не лепи горбатого, не играй на публику, мы тут одни, — мне не нравилась его манера «с места» переходить на ты.

— Так и ты не строй из себя поборника… Я же понимаю, что ваших прокурорские напрягли, а полиции — это всё нужно как корове седло. Составляй протокол, как есть. Обыск провели, перещупали сто тыщ предметов, копались два часа. Наркотиков нет, запрещенного оружия нет, контрабанды нет.

— А что будем делать с этой вазой? — выпустил струю дыма следователь, явно намекая на небольшую взятку.