Стрелка бензометра внезапно поползла к нулю, и молодой человек за рулем двухместной легковушки бросил недовольно, что уж больно много жрет эта Фелиция.

– Только бы нам не пришлось стоять без бензина, – отозвалась девушка лет двадцати двух и напомнила молодому человеку несколько мест на карте страны, где с ними это уже случалось. Но тот ответил, что не очень беспокоится, потому что, когда она с ним, такие происшествия несут ему прелесть приключения. Девушка возразила: когда у них среди дороги заканчивался бензин, приключение начиналось только для нее, он ведь всегда прятался, а она вынуждена была, злоупотребляя своей привлекательностью, останавливать попутную машину, чтоб добраться до ближайшей заправки, снова голосовать на дороге, возвращаясь с канистрой. Молодой человек спросил, неужели водители, которые подвозили ее, так уж были неприятны, чтоб говорить об этом с обидой. Девушка с неумелым кокетством ответила, что, наоборот, бывали оченьприятными, но, к сожалению, ей мешала канистра, и к тому же приходилось расставаться раньше, чем могло что-то начаться.

– О подлая! – воскликнул молодой человек, но девушка ответила, что не она подлая, а он: ведь столько девушек останавливает его на шоссе, когда он едет один! Молодой человек привлек ее одной рукой и поцеловал в лоб: он знал, что она любит его и ревнует. Ревность вообще-то не очень приятное свойство, но если ею не злоупотреблять и если она связана со скромностью, тогда в ней, кроме докучливости, есть и что-то трогательное. Так, по крайней мере, думал молодой человек. Хотя ему было всего двадцать восемь лет, ему казалось, что он уже достаточно стар и познал все, что может мужчина знать о женщинах. Но в сидящей рядом девушке он любил как раз то, что до сих пор в женщинах познал менее всего – ее чистоту.

Стрелка уже была на нуле, когда он заметил справа щит, который черным рисунком сообщал, что до заправочной станции – пятьсот метров. Едва девушка успела сказать, что у нее свалился камень с души, как он уже сворачивал влево, въезжая на площадку перед бензоколонкой. Но пришлось остановиться на краю, потому что перед ним стоял огромный бензовоз, из которого через толстый шланг в колонку сливался бензин.

– Придется подождать, – сказал молодой человек девушке и вышел из машины. – Это надолго? – обратился он к мужчине в спецовке.

– Одну минуточку, – ответил тот, на что молодой человек буркнул:

– Знаем мы эту минуточку! – Он хотел возвратиться в машину, но увидел, что девушка тоже вышла.

– Я отойду пока, – сказала она.

– Куда? – спросил он, намеренно вызывая ее смущение. Они были знакомы уже целый год, но девушка все еще стеснялась его. А его умиляла и трогала эта стеснительность, – и потому, что этим она отличалась от женщин, с которыми он сталкивался раньше, и потому, что он знал о законе всеобщей недолговечности, который делал для него ценной и стыдливость его девушки.

Девушка действительно переживала не самые приятные минуты, когда во время их частых и длительных поездок просила его остановиться где-нибудь у лесочка. Она всегда сердилась, когда он с наигранным удивлением спрашивал, что случилось. Она знала, что ее стыдливость смешна и старомодна. Ей не раз приходилось убеждаться, что сослуживцы смеются над ее чувствительностью и умышленно провоцируют при любом удобном случае. И она уже заранее стыдилась того, что будет стыдиться. Очень часто ей страстно хотелось чувствовать себя в своем теле непринужденно, беззаботно и безбоязненно, как это получалось у большинства женщин вокруг. Она даже придумала для себя особое воспитательное убеждение: повторяла себе, что каждый человек при рождении получает одно из миллионов приготовленных для него тел, словно предназначенную для него одну из миллионов комнату в какой-то бесконечной гостинице; что тело поэтому случайно и безлично, как предоставленная в пользование готовая вещь. Но хотя она себя настойчиво в этом убеждала, чувствовать так никогда не получалось. Она сама в чрезвычайной степени была своим телом и потому ощущала его всегда со страхом и скованностью.

С такой же скованностью подходила она и к молодому человеку, с которым познакомилась год назад и с которым была счастлива, – может быть, именно потому, что он никогда не отделял ее тела от ее души и она могла жить с ним цельной. В этой нераздвоенности было счастье, но сразу же за счастьем – подозрения, которые томили ее: часто ей казалось, что другие женщины, – те, нестеснительные,– гораздо притягательнее и соблазнительные и что молодой человек, который не скрывал, что женщин этого типа хорошо знает, когда-нибудь бросит ее ради одной из них. (Он заявлял, что пресыщен такими женщинами на всю жизнь, но она знала, что он значительно моложе, чем думает о себе). Она хотела, чтобы он принадлежал ей безраздельно, а она так же безраздельно – ему, но часто ей казалось, что чем больше она пытается дать ему все, тем больше внутри его что-то сопротивляется, – именно то, что дает человеку любовь неглубокая, поверхностная, обыкновенный флирт. И она страдала оттого, что не могла преодолеть свою серьезность, не умела быть хотя бы немножко легкомысленной.

Но сейчас она не мучилась и ни о чем таком не думала. Ей было хорошо. Шел первый день их отпуска (двухнедельного отпуска, о котором она мечтала весь год), небо было голубым (весь год ей очень хотелось, чтоб небо было обязательно голубым), и он был с нею. От его вопроса она покраснела и молча отошла от автомобиля. Обошла заправочную станцию, одиноко стоявшую среди полей у обочины дороги. Метрах в ста дальше по дороге начинался лес. Она дошла до него, затерялась за кустиком, лелея в себе ощущение легкости и покоя. (Даже радость от присутствия любимого лучше всего пережить наедине с собой. Если бы его присутствие было непрерывным, то и радость присутствовала бы только в своем беспрерывном ускользании. Удержатьэто ощущение можно только в одиночестве).

Потом она вышла на шоссе. Отсюда ей была видна станция: бензовоз уже отъехал, и фелиция подвигалась к красной башенке колонки. Девушка пошла вперед по шоссе, изредка оглядываясь, не едет ли фелиция. Увидела ее, остановилась и замахала рукой так, как это делают незнакомые путники на дорогах. Фелиция притормозила и остановилась. Молодой человек наклонился, и, опуская стекло, улыбнулся:

– Вам куда, барышня?

– Вы в Быстрицу? – спросила она с кокетливой улыбкой.

– Садитесь, пожалуйста! – Молодой человек открыл дверцу, она села, и машина тронулась с места.