Раздавшийся голос показался ему странно знакомым:

— При нашей встрече не нужно оружие, Орест. Моей Пенелопе будет не к лицу траур… Так что убери-ка ты ножичек, пока не порезался.

— Не могу поверить своим глазам! — Орест шагнул вперед и крепко хлопнул Одиссея по плечу. — Мы снова встретились! А мне этот остров показался совершенно безлюдным… Только не говори, что потерпел крушение!

— Нет, конечно. Такой ерунды со мной не случится никогда, — с этими словами итакийский царь направился к костру. Микенская команда приветствовала его восторженными возгласами: Одиссей был живой легендой.

— Мой корабль стоит на другой стороне этого клочка суши. Вам следовало обогнуть его полностью, прежде чем разбивать лагерь в бухте… Тогда бы вас никто не застал врасплох.

— Справедливо, — Орест кивнул. — Ты не голоден?

— Нет, спасибо. Я пришел сюда общаться, а не набивать живот.

— Надеюсь, у тебя в запасе немало рассказов, песен и преданий? — улыбнулся предводитель микенцев.

— Как и всегда. Однако веселых небылиц на этот раз маловато, а вот мрачных историй хоть отбавляй. К слову, — на морщинистом лице Одиссея промелькнула тревога, когда он вгляделся в Ореста. — Расскажи-ка мне, что это за рана?

— Просто стычка с пиратами, — сын Агамемнона коснулся пальцами тонкого рубца на лице. — Все давным-давно позади, врага мы одолели.

— Вот как. Ты уверен, что это были именно пираты? — осведомился Одиссей.

Все вокруг согласно закивали. Дексий выступил вперед и ответил:

— Без всякого сомнения. Их можно было опознать по парусам и подлому нападению. А почему ты спрашиваешь, царь Итаки?

— Сейчас много кто желает расправиться с микенцами. Ради этого можно и пиратом прикинуться… Впрочем, раз вы так уверены, возражать не стану. Меня там не было.

— А кому еще, кроме пиратов, понадобится нападать на микенские корабли? — Орест посмотрел на Одиссея с недоумением.

— Великие боги, парень, как давно до тебя не доходили новости?

— Наверное, достаточно долго… Хоть зима уже позади, но корабли в море пока еще редко встретишь. Только глупцы вроде меня готовы плыть от острова к острову, постоянно готовясь к схватке с бурей, — микенский царевич развел руками.

Одиссей криво усмехнулся.

— Это уж точно. И я даже знаю, какой престарелый осел научил тебя такому безрассудству.

Все вокруг засмеялись. Подождав, когда веселье утихнет, итакиец задал новый вопрос:

— То есть, о войне вы не слышали?..

— Какой войне?.. — Орест вытаращил глаза. — Что произошло в мире, пока мы с товарищами странствовали у дальних берегов?

— Микены сражаются, — коротко ответил Одиссей. — Твой братец вообразил себя достойным наследником Агамемнона… Решил, что ему уже недостаточно быть одной крови со знаменитым завоевателем!

Тишина повисла над бухтой, но всего на миг — воздух вдруг наполнился шумными разговорами и сердитыми восклицаниями. Одиссея взяли в тесное кольцо, засыпая многочисленными вопросами. И только окрик Дексия заставил команду успокоиться:

— Угомонитесь! Как дети малые… Одиссей в состоянии рассказать обо всем самостоятельно, так что сядьте и слушайте его молча!

* * *

Старый итакиец поведал обо всем, что знал, ничего не упуская, но и не приукрашивая. Вечный странник, Одиссей много общался с торговцами, послами и воинами по всему миру. Ему было ведомо то, о чем другие даже не догадывались, и теперь он делился знаниями с Орестом и его соратниками. Это заняло немало времени, однако никто не прерывал рассказа властелина Итаки до самого конца.

— Кажется, у нас проблемы, — подвел итог Дексий, хмуро глядя на своего господина. Орест медленно кивнул, а между его бровей пролегла глубокая складка.

Акаст поднес Одиссею кувшин с вином, чтобы тот мог промочить горло после долгой речи. Пилад, сидящий слева от Ореста, покачал головой:

— Я не из Микен, так что их дела не слишком меня волнуют. Да и в родной Фокиде я не оставил ни дома, ни детей. Но вот твоя команда, царевич, по большей части состоит из жителей Львиного города… Стоит хорошо подумать о том, что делать дальше.

Сказав это, он поднялся и отошел в сторону. Микенский царевич потер лоб ладонью. Известия, которые принес Одиссей, обескураживали.

«Что же произошло с Эгисфом? Ударила в голову слава, добрались дурные советчики?.. А что, если мой брат всегда был таким, просто раньше я не обращал на это внимания?»

Мысль о том, что он недостаточно хорошо знал своего родича, угнетала Ореста. Но другое чувство было не менее горьким. Сын Агамемнона испытывал вину за то, что отказался от престола, и чувствовал, будто бросил семью.