Сказано сделано. Подумаю потом. Но пока я в очередной раз изучала себя в зеркало, эта проныра свернула в рулончик какие-то вещи сноровисто сунула в сумку.

– А как же?.. – шепотом спросила я.

– Этонеплатье, – так же шепотом ответила она и еще пальто мне принесла. Подстава или женская солидарность?

Как бы там ни было, ровно через час я стояла на ступеньках мрачного и величественного особняка и ветер свободы обдавал затылок ледяным дыханием.

– Позор-р-р! – оглушительно гаркнули у меня над головой.

Задев крылом по уху, будто оплеуху отвесил, рядом пронесся ворон и уселся на крышу ожидающего экипажа. Колеса, лошадки, все дела…

Что может быть абсурднее, чем оказаться разведенной, не имея ни малейшего понятия, как выглядит супруг? Только развестись, попасть в другой мир и оказаться выставленной на улицу бывшей свекровью с одной сумкой в руках.

На то, что я где-то в другом мире, а не провалилась в прошлое (читала, что и так бывает) намекали два солнца. Рядышком. Я еще сначала решила, что у меня на фоне стресса в глазах двоится. Но нет. Когда высунулась в окошко экипажа, чтобы удостовериться, оба небесных светила остались на том же месте.

Пристав смотрел сочувственно. Наверное, решил, что я бросаю последние взгляды на особняк. К слову, когда я выглядывала в последний раз, дома уже и не видно было за деревьями – совершенно обычными кленами совершенно обычно желтыми, как случается осенью. Холодноватой и сырой, несмотря солнце. Солнца. Спасибо служанке за пальто, иначе я вмиг бы продрогла.

Выход в мир не обошелся без сцен. Свекровь, я так и не знала, как ее зовут, а знакомиться желания не было, закатила в дверях очередную сцену унижения с подробным перечислением всех моих грехов. Эхо гуляло по просторному холлу, а я внимательно слушала и недоумевала. Как вообще на такой можно было жениться? Будь я идеальным маминым сыном – обошла бы гадость десятой дорогой, не то что брать замуж, в руки и прочее.

По словам мадам, я, такая-сякая, воспользовалась тем, что в доме никого не было, слуги не в счет, и коварно совратила заглянувшего в гости мужниного друга детства некоего магиуса Ханта. Так что очень удачно, что уехавшая навестить подругу бдительная свекровь, оставила записывающий артефакт в супружеской спальне. Как знала! Любопытно, для случайного блуда в таком огромном доме другого места не нашлось? Или изменять полагается только в супружеских спальнях?

Вот мой другой муж из другого мира (странно звучит) делал это в специально снятой квартире. И именно его кобелимость, а не моя сучность, как его адвокат пытался убедить судью, послужила причиной довольно болезненного развода. Я любила и долго закрывала глаза на очевидное.

Тяжело и мучительно совместно нажитое было поделено пополам. Бывшему казалось, что моя половина больше, но я послала его подавать протесты судье, а сама отправилась праздновать. Одна. В парикмахерскую. И специально в зеркало не смотрела, чтоб эффект был сногсшибательнее, когда приду домой. Что ж, мое пожелание кардинально сменить образ удалось на славу, если бы еще не шальной автомобиль, выскочивший из-за угла на плохо освещенной улице…

Бр-р-р… Пусть бы это был просто дурной сон. Там у меня имелся четкий план, как быть дальше, а здесь только сумка. Я даже не знаю, что в ней, помимо небольшого комка одежды от служанки и копии протокола суда от пристава.

Кстати, свекровище порывалась пару раз проверить, не утащила ли я что-нибудь ценное, кроме того, что мне было положено. Она так усердно несколько раз напомнила, что в сумке именно те вещи, что имелись при мне в момент появления в Даркести-холл. А еще так активно призывала в свидетели портрет любимого сына, что я засомневалась. Положенного либо не доложили, либо наоборот и проверке быть?

– Со всем уважением, леди Даркести, но у меня есть и другие дела на сегодня. Нельзя ли сократить момент прощания? – заговорил поверенный, воспользовавшись моментом, когда свекровь замолчала и вдохнула полной грудью, чтобы набрать воздуха для нового потока оскорблений и упреков.

Слова пристава заставили ее сдуться с недовольным шипением и, брезгливо поджав губы, пожелать мне какой-то дороги. Какой именно, никто не разобрал, но ее глаза обещали долгий, извилистый и мучительный путь в один конец. Мысленно пожелала ей того же и вышла.

Из полезного – я узнала о себе много интересного и полюбовалась Извергом. Простите, Извером. На портрете в холле ему было лет восемнадцать и он был хорош собой, если живописец не слишком льстил. Сколько ему сейчас – непонятно. Как непонятно и то, где его черти, или чем тут принято ругаться, носят.

Так занят, что от дел не оторваться, или его сердце разбито вдребезги коварной мной, и он видеть меня не может? Хотелось бы второе, но практика показывает, что в таких ситуациях выигрывает самый банальный и прямой как палка вариант. Вот кстати…

– А что, милейший, душка Извер сам не мог приехать? – спросила я каким-то неожиданно мерзким голосом, удивившим меня саму, как и это вот “милейший”. Меньше нужно со свекровями общаться.

– Не мог. У островов сейчас сильно штормит, корабли не ходят, так что только магический вестник туда и обратно.