– Слушаюсь… – как можно более равнодушно ответил Цзюй, хотя в глубине души чувствовал себя униженным и озирался по сторонам.

Зал Высшей Добродетели сделали достаточно просторным, потому навес над входом получился высоким. Когда телохранитель посмотрел наверх, то на углу стрехи увидел корм и небольшую птицу, похожую на сокола. Ее глаза холодно блестели. Мужчине стало противно, и он мысленно выругался: «Проклятая тварь, смотришь на людей свысока, как и эти школяры!» – думая об этом, Цзюй увидел, как из зала вышел человек и направился к ним. Не дойдя около десяти шагов, незнакомец заговорил:

– Милый друг, мой привратник не узнал тебя, а ученик бросил в ожидании… Непростительно!

Вышедший встретить был никем иным, как ректором Ван Янмином. В нынешнем году ему исполнилось пятьдесят четыре, но, несмотря на возраст, он сохранил природную красоту и умение располагать к себе одной лишь улыбкой. При его появлении даже вспыльчивому Цю Цзюю показалось, что подул легкий весенний ветерок и усмирил гнев Демона.

– Дорогой Янмин, столько лет не виделись, а твои манеры все такие же, как и раньше! Нужно отпраздновать нашу встречу, – сказал Юн, выйдя вперед.

Незнакомые люди сочли бы тиду ученым, прибывшим вспомнить старую дружбу, но никак не военачальником.

Гости поднялись по ступеням, входя в зал Высшей Добродетели. Во время занятий господин Ван поднимался на помост и вел занятия для студентов, которых к нему приходило столько, что на всех не хватало места, и некоторым приходилось стоять снаружи в надежде услышать часть лекции через открытую дверь. Сейчас же внутри находились всего несколько студентов, повторяющих материал. Заметив ректора, молодые люди встали и почтительно поклонились, а затем вернулись к учебе. Ректор проводил тиду и его телохранителя наверх, задержавшись, чтобы послать Ван Цзи за чаем. Старик Юн со вздохом сказал:

– Ушел на заслуженный отдых, с любовью учишь таланты, и все относятся к тебе с почтением…

– Ах, если бы! Просто присматривать за студентами и учить добродетели – передел мечтаний… На деле же все не так просто, – с улыбкой сказал Янмин.

– Кстати, не только с тобой мы давно не виделись, но и с Иннином, – улыбнулся евнух Чжан.

– Говорят, несмотря на почтенный возраст, он бодр и энергичен, а кому много есть дано, с того много взыщется… Мы с ним давно не говорили. Юн, неужели вы не виделись в столице?

– Этому «мальчишке» больше семидесяти, а норов тот же: в столь почтенном возрасте в груди бушует пламя, и душа не знает покоя. Император снова назначил его начальником трех приграничных районов, поэтому за эти два года, боюсь, не было возможности встретиться.

Цю Цзюй продолжал слушать их разговор, полагая, что тиду вот-вот решит обсудить ситуацию с найденным телом одного из своих лучших евнухов, но… старики вели обычную дружескую беседу после долгих лет разлуки, хотя Демону все время казалось, будто господин тиду своими словами делает какие-то намеки. Тот не только вспомнил старую дружбу, но и затронул последние столичные новости, а также дела минувших лет, когда они вместе усмиряли бунт.

Вдруг Юн сказал:

– А этот стих и есть твое наставление студентам?

– Именно. Мне даже неловко…

В комнате наверху зала Высшей Добродетели, где принимали гостей, висело четыре свитка, на каждом из которых виднелась надпись:

Ректор всю жизнь занимался учением о духовном самосовершенствовании, говоря, что оно необъятно, как мир, но уместил всю суть в эти четыре строки и назвал их «Единство познаний и действия». Вне дворца младшее поколение заучивало его наизусть.

Тиду тщательно осмотрел все свитки и сказал:

– Друг мой, сама вселенная становится нашим сердцем, если в нем нет ни зла, ни добра. В таком случае мысли, знания и материальные вещи не выходят за пределы вселенной, а значит, не делятся на злые и добрые. Почему же их так разграничивают?

– Истинные мысли не хорошие и не плохие, действия уже можно разделить, а знания – источник действий. Постижение сути вещей достигается через повышение знаний, и тогда понимаешь: ради добра нужно искоренять зло, – рассуждал Янмин.

У Цю Цзюя пошла голова кругом, он подумал: «О чем говорит этот седой школяр?»

Старик Юн с радостным лицом воскликнул:

– Теперь все понятно!

Два человека обменялись любезностями, и тиду сказал:

– Время позднее, нам уже пора. Милый друг, не будь я глупым евнухом, то остался бы в академии учиться у тебя.