Шрифт:
Женщина хандрит, даже когда мужа удалось-таки впрячь помогать вращать ее космос (который она считает почему-то общим), и себя считает работающей на общее благо, хотя космос этот – ее проект гнезда, проект, куда мужчина вписан очень криво и держится приметанным на живую нитку,
а уж когда мужчина эту живую нитку выдергивает и сбегает в укрытие, то женщина пафосно вздымается оскорбленной женской стихией внутри себя и огнем выдыхает слова «предательство» и «измена».
А ей ведь никто не обещал ни царства, ни даже полцарства мужчины.
Он вообще другое существо, нежели ей представлялось.
И только тем женщинам, кто удосужился увидеть и понять мужскую природу и устройство – и не только понять, но и принять без критики и бунта (а это принятие и означает уважение к мужчине), – тем женщинам мужчины присягают на верность благодарностью.
Но это не та верность, когда все остальные женщины мира перестают существовать, – нет, те женщины никуда не деваются, от них по-прежнему идет дурман пола,
но они образуют собой множество «бабы», а ты обретаешь различимое лицо и в это множество не входишь теперь.
Теперь и только теперь ты победительница в игре, чьи правила ты наитием распознала и соблюла – и тем эту древнюю игру выиграла.
Можно сказать, женская жизнь проходит те же циклы, что и природа: весна, лето, осень и зима.
Я пишу из зимы, все еще помня благодать осени и тягостный жар лета и даже смутно различая в прошлой дали голые веточки весны.
Все это вместе напоминает витраж. Можно взять каждое стеклышко отдельно и рассматривать через него то, что попалось на глаза именно сейчас.
Можно открыть эту книгу на любой странице и прочитать строчки как диагноз или предсказание. Или шутку. Или раздражающее знание, что хочется оспорить. Или как инсайт. Или утешение. Или вызов.
Одно могу обещать: эти «стеклышки» живые. В них – доза жизни. Принимать регулярно – и жизни прибавится. Смайл. Смайл.
Весна
Всё думаю, что самое первое сказать девушке, чтобы максимально ей обезболить дальнейшее взаимодействие с мужчиной.
Додумалась, что ничего тут не скажешь, ничем не экипируешь наперед.
Потому что любая снаряга будет соскальзывать, пока на девушке нет углублений контура, скажем так.
А углубления эти образуются только оттого, что она всей собой оббивается о материал «мужчина».
Из этого материала созданы даже маленькие мальчики, и с годами он делается все более чуждым женщине.
И вот из этой чуждости она и соображает, что без экипировки какими-то приборами мужского видения ей не сладить с собой в отношениях с мужчиной.
Глупые девушки, поняв это, артачатся и сердятся: «Пусть он ко мне приспосабливается, почему я должна?!»
Умные девушки понимают, что пусть лучше мужчина зависит от их экипировки и развитых навыков, чем она будет зависеть от способностей мужчины к парному существованию.
А самые умные девушки заключают, что нет лучшей жизни, чем с собой, и катание бывает не только парным, но и восхитительно свободным.
Так что все мои попытки прикрепить к гладкому идеальному контуру девичьего сознания хотя бы начальный пакет какого-то знания о мужчине обречены.
Она собирается нырнуть в прекрасный бассейн с чудесной плотной водой и плыть в нем, наслаждаясь идеальной связью среды и тела, ее манит сама стихия воды в чаше бассейна – любовь.
Она еще не знает, что чаша эта пуста, а вода в ней залита в воображении – и только.
Стихия-любовь манит наружу, но сама живет глубоко внутри. Или даже высоко внутри – иначе не скажешь. И чтобы сказать о любви хоть что-то годное, придется много-много-много сказать о том, что не она. И тем приблизиться к ней.
Легче всего влюбляются в тех, кто умело взламывает твою тоненькую глазурь-защиту.
Умело взламывают те, кто делает это сладко.
Младенцы, там, или искренние эксгибиционисты души.
А еще те, кто рассказывает тебе о тебе,
а когда говорит о себе, то обнажает для тебя такие закоулки души, куда ты не отваживаешься заглянуть даже к себе, – а тут пускают взглянуть в чужое, и это волнует, очень волнует.
И ты незаметно для себя взломана,
ты помимо воли предоставила доступ в себя другому человеку