Весь вечер я прислушивалась к шагам по квартире, мечтая, что он зайдёт. Просто заглянет узнать, не принести ли мне кофе. А после присядет на кровать, проводя рукой по моим волосам. И медленно наклонится, чтобы поцеловать, а я потянусь навстречу… Несмотря на усталость, что дала о себе знать запоздалой головной болью, долго не удавалось уснуть. Я ворочалась в кровати, то думая о Роме, то вспоминая сегодняшнюю встречу с Денисом. И с каждой минутой всё больше приходила к мысли, что могу себе позволить невинный флирт, если он сможет отвлечь от безнадёжной тоски по близкому далёкому мужу.

Последующие дни были настолько забиты, что не то, что встретиться, поговорить с Лазуриным не о работе у меня бы не получалось. Нескончаемые интервью – единственное место, где мы могли встретиться, всё остальное время заняла работа. Одного открытия было мало. Хотя мы и запатентовали свою сыворотку, бумажной волокиты, связанной с разрешением на выпуск в массы, хватало с лихвой. Домой я попадала только глубоким вечером, с удивлением снова и снова встречая там Рому. На моё ехидное замечание о том, что у него, видимо, наметился застой в личной жизни, он только пожал плечами, как всегда не трудясь что-то обсуждать. Впрочем, это давно не задевало. Хотя его присутствие заставляло упражняться в выдержке и самообладании и добавило несколько ярких образов к и без того развитому воображению. Ночами, лёжа в постели, я не могла заставить себя не думать о том, что он совсем рядом, в соседней комнате.

– Ты выглядишь особенно довольной сегодня, – заметил как-то утром Рома, облокотившись о стол и прихлёбывая свежевыжатый сок.

– Собираюсь озвучить доклад по прибыли и способам её размещения, – ответила я, думая, что обсуждать с мужем планы на день по утрам могло бы стать прекрасной традицией. И непременно стало бы, если бы он не собирался уезжать в ближайшие выходные на Санторини. После подобных поездок Рома всегда возвращался другим. Чужим и далёким, если дальше стать было вообще возможно. А значит, совсем скоро я получу своего мужа таким, каким привыкла видеть – надменным засранцем, с удовольствием отпускающим острые шпильки в меня при каждом удобном случае.

– Ясно. Опять в работе. – Рома зевнул, отставляя стакан, и оторвался от стола, подходя ко мне. – Когда ты уже найдёшь себе мужика, Алин? Тебе не помешал бы Храбрый Лев, что проводит тебя в Изумрудный Город.

– Я прекрасно справлюсь сама. – Нежность, что проснулась поначалу, мигом испарилась. – А в Грецию ты отправляешься с очередной Гигнемой?

– Скорее, со Стеллой, – промурлыкал Рома, обходя меня и выходя из кухни.

Несколько секунд я стояла, снова и снова повторяя про себя его слова. Потом вздрогнула, с удивлением поднимая ладонь, на которой виднелись ровные красные лунки, оставленные от собственных ногтей. Что ж, Алина, и впрямь, хватит цепляться за то, что никогда не будет твоим. Сегодня же назначу встречу Лазурину!

– Все вы в курсе ситуации на рынке. – Акционеры с вниманием слушали меня, а я видела только Рому. Он лениво играл с ручкой, делая вид, что его не интересуют мои слова, и вполне возможно, именно так и было.

– Не секрет, что многомиллионная прибыль несёт за собой огромные налоги, избежать которых мы не сможем.

– Смерть и налоги, Алина, – хмыкнул Шумский – один из главных акционеров, – неизбежны.

Остальные сдержанно поддержали шутку, давая понять, что Америку я им не открыла.

– Отчего же, Андрей Михайлович. – Мило улыбнувшись, я кивнула на папки, лежащие перед каждым из акционеров. – Государство даёт нам отличную возможность если не избежать, то существенно сократить издержки. – Сделав паузу, я обвела взглядом сидевших за столом и продолжила: – Мы откроем благотворительный фонд по борьбе с эпидемиологическими заболеваниями в Африке.

– Я вижу, у Алины Александровны проснулся материнский инстинкт? Решили облагодетельствовать отсталые страны? – голос Шумского сочился ядом. Он оглянулся, ища поддержки. – Может, вам подумать о пополнении в семье, а не о том, чтобы за наши деньги лечить грязных африканцев?

– Во-первых, именно болезни этих, как вы изволили выразиться, грязных африканцев положили несколько миллионов на ваш счёт. – Я почувствовала, как внутри вскипает гнев.– А во-вторых, благотворительный фонд позволит говорить о серьёзных поблажках на налоги. Сорок процентов или десять – есть разница, как вы думаете? Даже если часть денег пойдёт на улучшение жизни «грязных африканцев»?

– Насколько это выгодно для акционеров – надо ещё обсудить. Старые методы отлично работали – выводить деньги мы умеем, – проворчал Шумский, не собираясь сдаваться. – Предлагаю собраться через неделю и вновь вернуться к этому вопросу.

– Вы куда-то спешите? – холодно уточнила я. – Если нет, то откройте папку, в ней представлен подробный финансовый отчёт о текущих делах и бизнес-план фонда. Думаю, дамы и господа, – я отвернулась от Шумского, открывавшего папку с видом крайней брезгливости, – цифры на первой и последней страницах вас приятно удивят.

Послышался шелест бумаги, и пока акционеры изучали документы, я снова посмотрела на Рому. Он поднял голову, встречаясь взглядом, и я увидела в его глазах удивление. Искреннее удивление, словно он видел меня впервые. Приподняв бровь, я кивнула на папку, призывая ознакомиться, и он нехотя опустил глаза.