Придурок!

– Да я бежать отсюда хочу! Никакого желания прикасаться к тебе нет! – не выдерживаю я и тут же понимаю, что исчерпала последние крохи храбрости, потому что вижу, что разозлила этого психа опять.

– А придется, – тянет он, снова надвигаясь на меня. – И не просто придется, а как следует. Тебе, сивая, придется постараться, чтобы я забыл о твоем промахе.

Погоняв меня по комнате, Дикаев настигает меня возле кровати, и по его довольной ухмылке догадываюсь, что эта охота не только разожгла его азарт, но и прошла полностью в соответствии с его планом.

– Так, завязывай уже ломаться, как целочка. Задачу я озвучил, выполняй. И запомни, коза, мне должно понравиться, – добивая меня, Дикий скидывает кроссы и растягивается на постели пластом, подкладывая руки под лоб.

Нервно сглатываю. Хорошо, что кровать заправлена, а то это была бы чистой воды порнография. Может, сейчас, пока он лежит, убежать? Не погонится же он за мной?

Словно читая мои мысли, Дикаев бубнит в покрывало:

– Даже не думай. Тебе не понравятся последствия.

Я и так не знаю, не нарвалась ли я на неприятности.

Я уже слышала, как старшекурсницы из общаги устраивали темную одной из девчонок, которая какое-то время с Диким была, слово «встречаться» тут не подходит. Две девицы объявили монополию на право лежать на простынях Дикаева.

Сейчас я вижу, что Дикаев их и помнит-то вряд ли. А они просто бесятся, когда он зажигает с кем-то еще, вот и срываются на девчонках.

У него, конечно, совершенно скотское отношение к девушкам.

– Сивая, я жду, – недовольный голос напоминает мне о моих обязанностях, которые мне, как кость в горле.

Но если после этого Дикий от меня отстанет…

Кирилл же из тех, кому главное — настоять на своем, а потом он теряет интерес, но как заставить себя его потрогать?

Непрошеное воспоминание о нашем поцелуе в универе, когда я дала волю рукам, воскресает очень некстати. Решительности во мне становится все меньше.

Устав ждать от меня каких-то действий, Дикий, выпростав одну руку, дергает меня на постель.

– Мне опять начать считать? Пять, четыре…

Зажмурившись, я кладу ладони на его лопатки.

Надо это просто сделать. Раньше сядешь, раньше выйдешь.

Нервно закусив губу, я осторожно поглаживаю гладкую смуглую кожу, на пробу прохожусь вдоль позвоночника до ямочек на пояснице над ремнем. Возвращаюсь к шее и начинаю ее понемногу разминать.

Пять минут спустя раздается ворчание:

– Слева слабее получается.

Так бы и треснула! Еле удерживаюсь, чтобы не отвесить подзатыльник.

– Тут не массажный стол, – бурчу я.

– Так сядь на меня сверху!

– Не буду!

– А ну, села! Пять, четыре…

Дурак! Внутри я киплю, но снимаю обувь и перелезаю на постель.

Сидеть верхом на Дикаеве греет мое самолюбие: небось, он привык сам всегда быть сверху.

А еще на нем достаточно удобно и продолжаю начатое уже чуть смелее.

Если это все, что ему от меня надо. То оторвусь на нем, не жалея, и свалю в закат.

Тут бы, конечно, не помешало масло для массажа, но это уже чересчур, я считаю. Слишком интимно. Некоторым и так сойдет.

Тем более что мышцы Дикаева охотно поддаются, непонятно с чего ему вообще массаж потребовался. Перейдя от шеи к трапеции, я впадаю в транс. Наглаживаю, сжимаю. Процесс оказывает на меня какое-то гипнотическое действие, связанное с эстетическим наслаждением красивым телом, круто замешенном на удовольствии от того, что Дикаев молчит и только иногда одобрительно постанывает.

Уже отлюбив его спину от затылка до поясницы, замечаю, что зона между лопатками у него особо чувствительная. Именно массаж там вызывает у него мурашки, вздрагивание и учащенное дыхание.

Ладно уж. Делать так делать. И я уделяю этому месту особенное внимание, полностью сосредоточившись на своих тактильных ощущениях.

Почти закончив, я улавливаю, что дыхание Дикого стало тяжелее, хотя, казалось, должен был расслабиться.

– Тяжело? – уточняю я, я ведь все-таки давно сижу. Минут двадцать точно.

– Н-нет, – слышу я после небольшой паузы. – Продолжай.

И голос такой странный. Пожав плечами, я снова прорабатываю шею и затылок, зарывшись пальцами в густые волосы, и так увлекаюсь, что внезапно перевернувшийся мир становится для меня неожиданностью.

Я ошалело хлопаю глазами, глядя в лицо нависающего надо мной Дикого.

Наклонившись ко мне так, что мы почти касаемся носами, он хрипло шепчет:

– Я имел в виду не такой массаж, – и обещает, вызывая у меня мурашки: – Сейчас я тебя научу.