Шрифт:
– Я Катьку наберу. Скажу, чтобы подружку провела. Тебе кого: Ленку или Ирку?
Словно морок перед глазами всплывают русые пряди, пахнущие какими-то сладкими цветочками, а на пальцах оживает ощущение их шелковистого скольжения.
Это и определяет мой выбор. Не люблю себе отказывать.
– Пусть возьмет, какую-нибудь светленькую.
Глава 4. Оля
Все выходные я, как пыльным мешком из угла пришибленная.
Даже почти не выхожу из комнаты.
В нашем элитном универе и общага шикарная с комнатами на одного. Вроде радоваться надо, что не приходится делить территорию с незнакомым человеком, а мне совсем маятно. На нервах хотела домой смотаться, но вспомнила, что мать упоминала, что отчим как раз вернулся из командировки.
А отчим как раз и есть причина того, что я живу в общаге, хотя я и не иногородняя.
Не сложились у меня отношения с маминым новым мужем. Мы друг друга ели терпим и либо находимся в состоянии молчаливой холодной войны, либо от наших скандалов дрожат стёкла в окнах.
Что мать в нём нашла? Ну богатенький буратино, ну известное лицо в городе, но она же на него влюблёнными глазами смотрит. И слушает его во всем. А меня не слушает совсем!
Я здесь не хочу учиться. Я вообще хотела стать журналисткой, как папа.
Но на семейном совете взрослые постановили, что учиться я буду в Университете Натановой на специалиста по ценным бумагам. Мои желания никого не волнуют. Отчим нас все возражения лишь рявкнул:
– Да у тебя яиц нет! Ты не потянешь журналистику! Это не гламур, а собачий труд!
Растерявшаяся от моей реакции мама сказала строго:
– Пока мы платим за твоё обучение, ты должна быть благодарна.
В общем, я прекратила бессмысленные попытки сопротивления в обмен на место в общаге.
Хоть один плюс. Я могу не видеть отчима изо дня в день.
Правда, перед моим переездом он подсластил пилюлю:
– Знаешь, что… как только докажешь, что ты реально чего-то стоишь, тогда мы вернемся к разговору о переводе на журналистику. А пока учишься, где сказали. Непыльное место работы будет тебя ждать.
Только не очень понятно, как я должна доказывать, что чего-то стою.
Так что я типа тоже золотая молодёжь. Правда, скорее позолоченная. Имя отчима я особо никому не называю, не хочу, чтобы меня с ним связывали. Ну и поэтому я не особо котируюсь на потоке.
В отличие, например, от моей соседки Тани. Зачем ей нужна комната, я не представляю. Ее всё равно почти никогда нет, приходит только ночевать. Таня говорит, что она слишком взрослая, чтобы жить с родителями, и здесь за ней хотя бы не шпионит консьержка, но, по-моему, её просто спихнула сюда мать актриса, немного растерявшая блеск, но обретшая преданных поклонников среди высоких чинов.
Таня вроде с третьего курса. Кажется, она учится на маркетинге, как и Дикаев.
При мысли о нем и о том вечере меня начинает колотить.
Как сейчас помню, как я выбегаю за дверь с колотящимся сердцем и по звукам определяю, что я все еще в клубе. Мигом лечу в гардеробную забрать плащ, дрожащими пальцами подцепляю номерок из заднего кармана и, получив одежду от сонной гардеробщицы, вылетаю на улицу, натягивая плащ на ходу и путаясь в рукавах.
До общаги недалеко, поэтому сумочку и телефон я не брала, чтобы не потерять. И сейчас я проклинаю себя, за это. Я-то надеялась вернуться с Танькой, вдвоем было бы нестрашно. Но разыскивать ее я не собираюсь, она, наверное, все еще на танцполе.
За целый час никто не спохватился, что меня нет. Что за люди вокруг?
Меня трясет.
Я убеждаю себя, что это от страха, но на самом деле, это от унижения.
Я красная от стыда за свою реакцию, меня жгут слова Дикаева.
Это ужасно! Я не могу ходить в универ, если я увижу его еще раз, я провалюсь сквозь землю.
Когда он… Нет! Это не выносимо!
Но стоит закрыть глаза, и я заново переживаю свой позор.
Дикий прижимает меня к себе, и я теряюсь.
Он не набрасывается на меня, а медленно склоняется, поэтому я до последнего не верю, что он это сделает. Что он не просто меня пугает.
Но Дикаев и джентльменство – понятия из разных вселенных.
И несмотря на мои расширившиеся от ужаса глаза, он меня целует, чем парализует мою волю.
Сначала мягко прижимается губами, а потом…
Не встретив сопротивления, переходит к поцелую по-взрослому. С языком.