Шрифт:
Она дышала часто и тяжело, когда он уложил её на постель. Силилась что-то сказать, но он закрыл ей рот поцелуем.
Остатки одежды полетели на пол, и его буквально жгло прикосновение к её обнажённому телу.
Она больше не пыталась заговорить и лишь постанывала, и это выводило его желание на новую высоту.
Долго и нежно — потом. Сейчас — утолить эту дикую жажду. Ей это нужно так же, как и ему.
И он почти в ней, но… мир затормозил болезненно резко.
Препятствие.
Глеб вытаращился в её распалённое желанием лицо, закушенную нижнюю губу…
Да не может этого быть.
— Это… это что, пластика? — и собственный хриплый шёпот выводит его из транса. Слишком поздно он понял, что озвучил свой шок.
Голубые глаза таращатся на него в ответ. Но напряжение слишком, попросту нечеловечески велико.
И он рушит эту преграду.
Она всхлипывает, а его накрывает — без шансов хоть как-то предотвратить или хотя бы замедлить неизбежное.
Волна за волной вышибают из его головы все мысли. И на какое-то время он нем и оглушён переживаемым.
В себя его приводит её дрожащий, срывающийся голос:
— Пл… пл-ластика?..
Глава 48
Вернуть оброненные слова невозможно. Сказанное сказано — и дороги обратно не существовало.
Он тяжело дышал, будто пробежал марафон, упираясь лбом в её подрагивавшее плечо. И пусть она тоже пока не могла отдышаться, но уже задёргалась под ним — нервно и нетерпеливо.
— С-с-с-слезь с меня! — прошипела ему прямо в ухо. — Немедленно!
— Полина…
— Н-не смей, слышишь? Не смей вообще ничего говорить!
Её ёрзания дарили совершенно противоположный эффект. Его тело слало отчётливый сигнал, требуя повторения.
Ч-ч-чёрт…
— Ты слышишь меня? Говорю тебе…
Глеб приподнялся над ней ровно настолько, чтобы как следует обхватить за обнажённые плечи и придавить к постели.
— Лежи смирно! — прорычал он ей прямо в лицо, всеми силами стараясь глушить нарастающее возбуждение. — Иначе я не выпущу тебя отсюда до рассвета, ясно тебе?
Она замерла, а на раскрасневшемся лице сияли громадные глаза испуганной лани. Ничего красивее он за всю свою жизнь не видел.
Твою-то мать, к каким чертям всё катилось…
Кажется, она наконец поняла, в чём состояла проблема. Лежала под ним, словно статуя, но это не сильно-то помогало.
— Как… как тебе такая дикость только в голову-то взбрела… — прошептала она, и её дыхание обдало чувствительную кожу на его шее, послало вдоль по позвоночнику молнию, отозвалось сладостной болью там, где их тела сейчас соприкасались.
Глеб молчал, честно пытаясь придумать внятный ответ на этот резонный вопрос:
— Не знаю.
— Я даже представить себе не могу, кому бы понадобилось подобной п-пластикой заниматься, — её шёпот звучал всё тише. — Это же… бред.
— Легче поверить в это, чем в то, что такой женщине, как ты, до сих пор не приходилось…
Он не успел закончить свой убийственно корявый комплимент. Наверное, должно было пройти ещё какое-то время, прежде чем он отважится прямо признаться ей, что красивее женщины за всю жизнь не встречал. Куда там. Он даже себе в этом не сразу признался.
Но она и не подумала дарить ему это время. Потому что по-своему истолковала его слова. Голубые глаза распахнулись от шока, и случилось почти невероятное — она умудрилась вывернуться из-под него. Гнев придал ей необходимые силы.
Глеб повалился на бок, едва не застонав от ощущения беспощадной пустоты. Тело продолжало скручивать судорога желания.
Сдёрнув с постели скомканное покрывало, она укуталась в него, будто в римскую тогу, и теперь метала молнии.
— Т-такой женщине, как я? Т-ты… ты на что намекаешь? Думал, раз я детдомовская, так я на улице жила и всем подряд отдавалась?!
— Полина, ты всё не так…
— Да неужели? То-то ты меня во всех грехах в Москве подозревал! — она подобрала полы своего «одеяния» и, чуть пошатнувшись, сделала пару неверных шагов к двери, поморщилась.
Чёрт, чёрт, чёрт! Это лишний раз напомнило ему, что только что между ними произошло. И что вряд ли их ощущения от произошедшего совпадали.
— Полина, вернись в постель, — нет, просить он по-прежнему не умел.
А она по-прежнему не собиралась ему подчиняться.