— Хорошо бы, — кивнул Карл. — У них все-таки власть.

Прозвенел звонок, и мы разошлись по рабочим местам. До конца учебного дня состоялась еще одна незапланированная встреча. У меня было «окно». Я засел в тренерской, чтобы поработать над планом учебных занятий. Вдруг раздался стук. Я привычно буркнул: «Войдите!» Дверь открылась и в моем закутке появилась Екатерина Семеновна Киреева. Вот уж не ожидал. Мы с ней, конечно, виделись в учительской, но после той нашей дурацкой эпопеи со слежкой с помощью радиоактивных изотопов, не общались. Да вроде как и не зачем стало. С детективной самодеятельностью я завязал.

— Привет! — сказала Катя.

— Да вроде виделись, — ответил я.

— Что ты такой неприветливый? — поинтересовалась она. — Отвлекаю?

— Муж твой звонил на днях, — сказал я. — Угрожал.

— А ты испугался?

— А я похож на бояку? Не будь у него погон, я бы давно научил его Родину любить. Не знаешь, он из милиции увольняться случайно не собирается? Сколько ему до выслуги?

— А мне он и не муж теперь.

— Неужто развелась?

— Ушла. У сестренки теперь живу.

— И правильно сделала. Совсем он гнилой, этот твой Сильва.

— От тебя, говорят, тоже жена ушла.

— Я не собираюсь это ни с кем обсуждать.

— Да я и не собираюсь встревать в твои личные дела, — смиренно, как пай-девочка, откликнулась химичка. — Я лишь хотела узнать — насколько тверды теперь твои принципы…

Он шагнула вперед и принялась расстегивать блузку. Сразу стало ясно, что она решила проверить твердость чего угодно, но только не моих принципов. Да и когда я увидел то, что с трудом умещалось в чашечках ее бюстгальтера, то утвердился отнюдь не в морально-волевых качествах. Жаль, урок оказался слишком короток, а на перемене нам пришлось расстаться. Взять классные журналы и вообще.

Не, что ни говори, а свобода кое-чего стоит в мужской жизни. Боюсь, что проводя следующий урок, я был слишком благодушен и даже на откровенных лентяев смотрел сквозь пальцы.

А по окончанию занятий пошел встречать Красавину, а заодно тормознул в раздевалке Зимина, который намылился смыться. Старший лейтенант появилась в точно назначенное время. Хорошо хоть — не в милицейской форме, а то переполошила бы еще не разбежавшийся по домам педсостав. Я не повел ее в свою каморку, где всего-то час назад кувыркался с женой Рогоносца. Взял первые попавшиеся ключи, открыл ими кабинет русского языка и литературы. Под глубокомысленными взглядами с портретов Пушкина, Гоголя и Некрасова в нем и состоялась наша беседа с Серегой Зиминым. Старлею в юбке, пацан поведал о своей преступной деятельности куда более подробно, чем мне.

— Спасибо, Сережа, что все рассказал, — произнесла Красавина. — Жаль только, что ты не сделал это на допросах у следователя. Да еще пошел на повторную кражу.

— Собственно все, что он взял, находится у меня дома, — встрял я. — Уж наверняка это можно оформить, как явку с повинной и добровольную сдачу украденного.

— Да, конечно, — кивнула Лиля. — Я поговорю со следователем, думаю, он возражать не станет… Важнее, получить подтверждение твоих слов, Сережа.

— Я сказал все, как есть, — пробурчал тот.

— Никто и не сомневается в твоих словах, но следствию нужны не слова, а — доказательства!

— Ну так и доказательства, насколько я знаю, — снова вмешался я, — должно собирать следствие, а не подозреваемый.

— Это верно, — сказала старший лейтенант. — И все же без твоей помощи, Сережа, следствие, я думаю, не обойдется… Ты когда должен будешь отдать этим парням краденные лекарства?

— Сегодня у нас стрелка в восемь, — буркнул он. — На стройке…

— Так, понятно, — кивнула Красавина. — А если не принесешь?

Зимин уткнулся в пол.

— Ну что ты молчишь? Побить, что ли грозятся?

— Нет, — почти шепотом ответил пацаненок. — Они мамку грозятся снасиловать…

— Вот подонки! — ахнула Лиля. — Нет, это надо остановить!

— Ну так в чем же дело? — спросил я. — У тебя удостоверение с собой?

— Да!

— Задерживать хулиганов имеешь право?

— Как и всякий сотрудник.

— Ну и вот! А я уже имел дело с этими подонками… Возьмем с поличным в момент передачи краденного! Как тебе такая идея?

Красивые глаза Красавиной выдали ее внутреннюю борьбу. И хочется и колется и кодекс не велит.

— Позвонить откуда можно у вас? — спросила она.

— Из учительской.

— Тогда проводите меня.

И мы пошли ее провожать. О чем и с кем говорила, мы с Серегой не слышали. Она оставила нас в коридоре. А когда вышла из учительской, ни тени сомнения в ее взгляде не осталось.

— Так, Сережа, — обратилась старлей к Зимину. — Ты можешь нам очень помочь.

— Ради мамки я их порву… — откликнулся пацан.