У Арнольда Пышкина есть уникальный дар — он пассами выращивает из семечка цветы за считанные секунды. Но его собираются вычеркнуть из списков клуба, объединяющего обладателей странных талантов. За что?
Владимир Покровский
Шарлатан
Собрание было подготовлено со всей тщательностью и никаких неожиданностей не предвещало. Председатель лично переговорил с каждым членом общества, а незаинтересованных приглашал на дом. Переговоры не велись только с Пышкиным.
Пришли все десятка два феноменов плюс восемь незаинтересованных товарищей, скромно занявших места позади.
– Мы ему верили, - говорил председатель.
– Он пришел к нам, он был ничем, его все считали за сумасшедшего, но мы его взяли и сказали ему: "Давай, Пышкин, совершенствуй свои способности, а мы чем можем поможем". Хотя отбор у нас строгий, телепатов только самых сильных берем, да что телепатов, телекинетиков и то не каждого принимаем. Я уж не говорю о ясновидцах, этих мы проверяем по сто раз. Иначе нельзя, против нас академическая наука, им только дай поймать нас на нечистом опыте - съедят! И тем самым отсрочат прогресс человечества еще на сотню лет.
Председатель был не столько толстым, сколько квадратным, говорил густо и с нажимом. Он умел возбуждать в людях некое сильное чувство, даже не поймешь, какое именно - уважение, страх или энтузиазм. Его любили и сплетничали о нем с симпатией. Арнольд же Пышкин, сидящий особо, сбоку от председательского стола, был щуплый человечек с виноватым и в то же время вызывающим, даже каким-то склочным выражением лица. Он беспокойно ерзал на стуле, оглядывался, порывался что-то сказать, но молчал.
Председатель продолжал:
– Не успел он у нас прижиться, атмосферу прочувствовать, как начал устраивать склоки. Я не буду говорить о помоях, которыми он всех нас, здесь сидящих, систематически поливал. Мы ему и жулики, мы и воры, легковерных обманываем, настоящих феноменов затираем, фокусами пробавляемся. Вот такие слова он нам говорил. Тут возникает вопрос. А кто он, собственно. говоря, такой, этот Пышкин? Что он, собственно говоря, умеет?
Председатель сделал эффектную паузу.
– Вот именно, что?
– выкрикнул с места один из незаинтересованных, внештатный корреспондент местной газеты.
– Он выращивает цветы.
– Цветы?
Председатель благожелательно кивнул.
– Может, он их как-нибудь по-особому выращивает, товарищи? Скажу прямо не знаю.
– Что-о-о?!
– взвыл Пышкин.
– То есть как это не знаете?
– Вот так, товарищ Пышкин. Не знаю, и все.
– Председатель развел руками. Цветы, правда, красивые, спору нет. И пахнут, я проверял. Пышкин утверждает, что он их пассами выращивает, за считанные секунды. Но опять-таки вопрос. Кто-нибудь видел, как он это делает?
– Господи, да что вы, в самом деле...
– Ты про бога нам брось, Пышкин, ты лучше сам не плошай.
– При этих словах председатель не то чтобы улыбнулся, но просветлел лицом. Он любил шутку.
– Ты лучше скажи нам, кто видел.
Пышкин стремительно вскочил со стула.
– Как это кто? Многие видели. И вы тоже.
Председатель с отвращением посмотрел на Пышкина.
– Где же это я видел такое?
– Да что вы, честное слово! Помните, когда я записывался...
– Я горшок видел и в нем цветок, это правильно. Только при мне он не рос.
– Да рос же, вы забыли, наверное.
– Нет, Пышкин, нет, - сочувственно произнес председатель.
– Кто-то из нас врет, и я догадываюсь кто. И люди догадываются. И товарищи незаинтересованные тоже догадаются, если посмотрят тебе в лицо.
Товарищи незаинтересованные без особой симпатии поглядели на Пышкина. Его лицо не открывало ничего приятного глазу. Оно было вороватым и крайне подозрительным.
– Может быть, еще кто-нибудь видел?
– соболезнующе спросил председатель. Ты вспомни, постарайся, а то вдруг я ошибся и напрасно тебя обвиняю.
– Н-ну, я же многим показывал, - замялся Пышкин.
– Хотя бы этому... Протопопову... телепату...
Пышкин, - совсем вкрадчиво просил председатель, - ты специально вспоминаешь тех, кто не смог сегодня присутствовать по болезни?
– Странно. Я ж его днем видел. И не скажешь, что больной.
– Очень странно, очень. Еще кого-нибудь вспомнишь?
– Оловьяненко тоже видел, - сказал Пышкин упавшим голосом.
– Веня! Скажи им.
Оловьяненко, длинный задумчивый украинец, медленно встал.
– А шо я могу сказать, Алик? Шо я такого бачив?
– Веня!
– прошептал вконец завравшийся Пышкин.
– Шо Веня, шо Веня?
– в сердцах сказал Оловьяненко.
– Ото сам кашу заварив, а потом - Веня.
Все слышали?
– спросил председатель, нарушая неприятную тишину. Один из незаинтересованных досадливо крякнул:
– Эх, чего время тратим? Будто сами выгнать не могли.
– Не могли, дорогой товарищ, никак не могли. История, сами видите, неприглядная, и мы не вправе допустить, чтобы тень сомнения...