Банальное часто не важно, а крайне важно. Это логично. Особенно когда речь идёт об уборной. Cogito ergo sum.

Трое с Йостом идут по мостику через террасы Кана Бонед, чтобы напрямую попасть в Кан Местре. Это старое сооружение кажется их ненамётанному глазу чем-то вроде крепости с квадратной башней и круглой дугой sala. Позади дома дорожка вдоль виноградника, мимо захудалого садика без растений, под смоковницей, они ошарашены Каном Местре, лучисто-белым примитивным ящиком под солнцем.

Мрачное прямоугольное жерло, входная дверь: в которой, прислонясь к косяку, стоит молодая ибицианка, скрестив за спиной руки в качестве подложки, очень странная в своём жёлтом головном платке под выбеленной соломенной шляпой, в тёмном национальном наряде, пышной юбке, накидке с зубчатой каймой, в сандалиях из травы эспарто, маленький пальчик ноги в чёрном шерстяном чулке выглядывает по правилам кокетства сбоку обувки.

Атлота величественно держит голову, обрамлённую тугими чёрными кудрями, в персиково-оливковой коже овального лица чёрные глаза, поднимается слегка вздёрнутый нос, полногубый рот. Это центральная точка, и ты улыбаешься глупо и скованно.

Пока трое с Йостом медленно приближаются, красавица начинает говорить кому-то внутрь дома, не сводя при этом презрительного взгляда с пришельцев. Она источает поток “ah carrai, ah fotre” [78] , в то время как четверо проходят мимо неё в sala. Ah fotre, ah carrai.

Тут появляется сеньор Мариано Рибас-и-Сала, в бело-голубой sala Кана Местре. С достоинством. Может быть, ему мешает, что его дочь презрительно говорит о чужаках, но по нему незаметно, так сдержанно он несёт своё лицо под большим сомбреро, весь продолговатый, длинноносый, карие глаза лукавые и серьёзные, он хитёр и прост. Можно сказать, отдохнувшая голова. Белая рубашка ниспадает по местному обыкновению навыпуск, поверх чёрных, узких брюк.

Конец ознакомительного фрагмента.