Подойдя ближе, Ван Саал почувствовал, как его сковывает ужас. На его лице промелькнули все грани отчаяния. Друзья пытались увести его, но он настоял на том, чтобы остаться. В его упорстве была определенная доля мазохизма, он словно хотел выдрессировать свою боль страхом.

В этот момент к толпе приблизилась шумная группа ночных гуляк. Из нее вывалился доктор Даниэль Орус (сын). Увидев тело статистика, он подозвал своих товарищей. И, соединяя два куска мозга наконечником трости, медленно произнес:

— Я знал этого типа… Он обожал имитировать обмороки… Неслабо его разнесло.

Его слова подействовали на Пита как удар хлыста. Его нервы не вынесли такого святотатства. Исполненный ярости, он двинулся вперед. И если бы не старания инспектора, кара была бы неизбежна.

Робин, привыкший действовать в таких ситуациях, вмешался:

— Мариетти, окажите любезность. Отведите Пита домой. Успокойте его. А я займусь телом.

Когда Ван Саал садился в машину, его одолел приступ внезапной слабости. Сломленный горем, согнутый трагедией, он замкнулся в себе.

— Ну же, Пит, успокойтесь! Давайте действовать, а не впадать в уныние. Пусть способность понять и принять одолеет кошмар. Оп Олооп был бы благодарен нам за это. Вся его жизнь — двойной рок чисел: их последовательность и философия. Его уравнение сошлось! Успокойтесь!

Пит ничего не ответил. Его ничем нельзя было утешить. Он видел окоченелое тело своего друга на черном экране своего «я». И отрицал очевидное, вспоминая о былом блеске.

Уже в конце пути он, рыдая, пробормотал нескладной скороговоркой:

— Говорил же я тебе, Оп Олооп, говорил… Любовь — это короткая вспышка и мрак. Ослепительная вспышка, если дух твой пуст или девствен… Но если он исполнен мудрости и дисциплины, это мрак, и только мрак…

Ночь, поднимаясь из своей сумрачной могилы, ВОСКРЕСАЛА,

ПРЕВРАЩАЯСЬ В ДЕНЬ