— Я этим занимаюсь.

— Я не про это плетеное безобразие. — Оливарес указал на мою картофельную клумбу и чародейский огородик. — Я про общую металлическую ограду с чарами по периметру. Чародей должен быть хорошо защищен.

— У меня стоит сигнальная сеть.

Оливарес удивился. Даже вытянул губы в трубочку и застыл в этом положении, как будто собрался свистнуть, но затем решил, что чародею в его возрасте свистеть не положено, и передумал.

— Это уже неплохо. А насколько она чувствительная?

— С какой целью интересуетесь? — не повелся я. — Моя безопасность стоит того, чтобы о ее обеспечении не рассказывать посторонним.

— Посторонним? Хандро, мальчик мой, как думаешь, если бы я вчера не сказал, что признал тебя, а сразу отправил бы сообщение в королевскую Тайную службу, твоя сигнальная сеть сильно бы тебе помогла?

Мне и с ночными визитерами помогло только чудо. Вообще, в правильных чародейских жилищах должен быть потайной ход, о чем я начал задумываться, потому что защищенная башня — это прекрасно, но защищенная башня, из которой можно удрать по-тихому, — куда лучше. Можно сказать, вершина творения.

— Не думаю.

— Вот именно. Что толку, если ты знаешь о нападающих, но не можешь от них защититься? — Оливарес посмотрел на солнце, которое поднялось уже высоко, и предложил: — Не будем тянуть до завтрака, принесем обоюдную клятву сейчас.

Спорить я не стал, потому что при свете дня попытка уничтожить дряхлого проклятийника выглядела куда непригляднее, чем ночью. Кроме того, для сохранения тайны пришлось бы еще принести в жертву двух случайных свидетелей — наших слуг, который уже видели Оливареса, поскольку Хосефа воспользовалась транспортом второго нашего слуги, который сейчас упорно ковырял ямку под воротный столб.

Этот вариант клятвы отличался от той, что была у дона Леона, и казался более современным. Не стоит на месте чародейская наука, даже если такое консервативное направление, как клятвы, и то подвержено изменениям. Как вариант, это могла быть и личная разработка дона Оливареса, потому что когда последние слова отзвучали, он сказал:

— Прекрасно легло, а я опасался. Но видно, тот кто считался твоим учителем, действительно умер.

— А если бы не умер?

— Его метка просвечивала бы, — пояснил Оливарес. — Как гарантия того, что никто не станет переманивать чужих учеников, даже очень талантливых. Вообще, чужих учеников брать не любят, потому что их приходится переучивать.

— У вас же учеников не было?

— Не было. Это я по чужим рассказам сужу. — Он хмыкнул и огляделся. — Но задел у тебя неплохой. И огородик чародейский правильный. Так что в голове у тебя что-то да задержалось.

— Информация из учебников?

— Такое в учебниках не пишут. — Он огляделся. — Так, нам нужна ограда. И еще мне не понравилась комната, в которой я ночевал. Она маленькая.

— Я предупреждал, — напомнил я, уже настраиваясь на потерю этажа с прекрасной ванной комнатой. — Моя больше, но она недостроенная.

— Покажи-ка ты мне всю башню, — приказал Оливарес. — Будем решать, что делать в первую.

— Вот ведь раскомандовался, — проворчал Шарик, недовольный тем, что меня шпыняет кто-то, кроме него.

— Пойдемте, — согласился я.

Двигался Оливарес довольно бодро для своих лет, но по лестницам ему подниматься не нравилось, хотя он осмотрел внимательнейшим образом все помещения. Алхимическое оборудование, распечатанное и нет, изучил со всем тщанием. И вид у него при этом становился все задумчивей и задумчивей.

— Говоришь, по учебникам занимался? — проскрипел он, оглядыая весьма скромную полку с книгами по чародейству, где справочники стояли отдельно, а учебники для первого курса — отдельно.

— От корки до корки изучил, — ответил я. — Нужно новые заказывать через сеньора Франко.

— Сеньор Франко — это у нас кто?

— Начальник почтового отделения в Дахене.

Оливарес еще раз осмотрелся, поковырял в ухе узловатым пальцем, откашлялся и сказал:

— Слишком правильно у тебя организовано обучение для того, кто ничего не помнит. Я бы сказал, что тебя наставлял кто-то очень умный.

— Слыхал? — гордо сказал Шарик и ткнул лапой мне в плечо, чтобы я точно обратил внимание на нужные слова. Правда, сделал он это так, чтобы проклятийник не заметил.

— У меня склад ума рациональный, — нагло заявил я.

— Это у поэта-то?

— Поэта на алтаре убили, — напомнил я. — Я ничего не помню из его жизни. Я — не он.

Оливарес сверлил меня весьма подозрительным взглядом. Настолько неприятным, что я порадовался, что нас связывает клятва и проклятийник не сможет действовать мне во вред.