Шрифт:
— Лузина Лау, где мои манеры? Я не должен заставлять вас развлекать меня так долго. Я знаю, что вы и моя дочь приехали пораньше, чтобы погулять по улицам города и насладиться их красотой.
Он протянул мне несколько монет на сладости и еду и наказал обращаться со Старой Вдовой бережно, не слишком ее утомляя.
— Не торопитесь, — сказал он ей. — Не стоит торопиться сюда ради нас.
Старухе было стыдно, что ее так красиво, но все же выставили, а я была вне себя от радости. И вот мы оказались на палящем зное.
Чуть дальше по улице мы нашли лавку, где подавали пельмени и где мы могли посидеть на скамейках на улице. Я набросилась на еду, а Старая Вдова принялась жаловаться на свои ноги:
— Скоро она станут мягкими и бесполезными, как гнилые бананы, — причитала она.
Она была слишком бережливой, чтобы брать рикшу и возвращаться домой, на улицу Фонарщиков, а затем тут же поворачивать обратно. Но это не мешало ей громко выражать беспокойство о том, что когда мы вернемся в лавку в пять часов на совершенно случайную встречу с очень важными людьми, то окажемся там с разинутыми ртами, задыхающиеся, как больные бродячие собаки.
— Не смей потеть! — предупредила она меня.
Мы пошли вперед, выискивая тенистое место. Жалобы Старой Вдовы я слушала одним ухом, меня гораздо больше занимали люди, которые проходили мимо нас по улице. Там были молодые мужчины, которые выглядели как студенты или подмастерье; старые маньчжурки в тяжелых одеждах; девушки с модными короткими стрижками и в западной одежде. Все передвигались целеустремленно и быстро, совсем не так, как было принято у нас в деревне. Время от времени Старая Вдова толкала меня в плечо и одергивала:
— Эй! Хватит таращиться, как будто ты какая-то деревенщина неотесанная!
Так мы и шли: две улицы на восток, затем две улицы на север и снова на восток. Такой способ выбрала моя старая кузина, чтобы не потеряться. Вскоре мы оказались в парке с плакучими ивами и тропинками вокруг пруда, полного кувшинок и копошащихся личинок. Старая Вдова уселась на скамью в тени дерева и принялась усердно обмахиваться веером, жалуясь, что вот-вот лопнет, как перегретый батат. Спустя пару минут она уснула, открыв рот и уронив голову на грудь.
Недалеко от скамьи располагался открытый павильон из садовых решеток темного дерева и рядов колонн, поддерживавших тяжелую черепичную крышу. Я пошла туда и вжалась в одну из колонн, стараясь слиться с ней, как ящерица. С этого места я могла наблюдать за тем, как мужчина тренировался в искусстве владения мечом, старик выдувал мелодию из металлической расчески, а сидевшая рядом с ним старуха чистила апельсин и пыталась поймать бабочку, порхавшую над шкурками.
Внизу, на ступенях возле пруда, сидела молодая пара и делала вид, что любуется утками, незаметно для всех соприкасаясь кончиками пальцев. Там был еще иностранец, в котором я не сразу признала иноземца, потому что он был в одежде ученого: длинной летней рубахе и брюках. Его глаза были серыми, как мутная вода. По другую сторону от колонны няня ворковала над ребенком, стараясь уговорить его посмотреть на нее, но тот возмущенно кричал, желая хорошенько рассмотреть иностранца. Потом мужчина в очень элегантной одежде и с хорошими манерами подошел к дереву и раскрыл занавеси на клетке, которой я до этого момента не замечала. Птицы в ней тут же принялись петь. Мне казалось, что я окунулась в мир, которому было много тысяч лет, и что он всегда был вокруг меня, но только сейчас я открыла глаза и увидела его.
Я оставалась на месте до тех пор, пока павильон не опустел. И только потом услышала голос Старой Вдовы, громко выкликавшей мое имя.
— Ты так меня напугала, что я чуть из кожи вон не выпрыгнула! — забранилась она и сильно ущипнула меня за руку.
Обратно в лавку отца я возвращалась уже другим человеком. В голове моей разыгралась настоящая буря из мыслей и надежд. Я пыталась представить, что будут помнить на следующий день все эти люди из павильона и что с ними станет потом. Мне же самой этот день запомнится навсегда, потому что он был началом моей новой жизни.
Как Старая Вдова Лау и планировала, моя будущая свекровь случайно проходила мимо лавки моего отца ровно в пять часов. Женщина оказалась моложе матери. У нее было жесткое выражение лица и цепкий недовольный взгляд. Обилие золота и нефрита на ее запястьях должно было свидетельствовать о том, насколько ее ценят. Когда Старая Вдова окликнула эту женщину, та изобразила удивление, а потом радость.
— Как удачно, что мы с вами здесь встретились! — тонким голосом возвестила женщина. — Когда вы прибыли в Пекин? Ах, вы навещаете кузена? А как дела в Бессмертном Сердце?
После того как фальшивое удивление было разыграно, Старая Вдова представила женщину отцу и дядюшкам. Я так старалась не проявлять никаких эмоций, что не расслышала имени этой женщины.
— А это старшая дочь моего куэеиа, Лю Лу Лин, — сказала Вдова Лау. — Ей пятнадцать лет.
— Мне четырнадцать, — поправила я ее, и, прежде чем продолжить, родственница одарила меня негодующим взглядом.
— Почти пятнадцать. Она как раз приехала в Пекин на этой неделе. Ее семья тоже живет в Бессмертном Сердце, но свою тушь они продают в Пекине. И, как вы видите, — она сделала широкий жест рукой, — их дела идут совсем неплохо.