— Едва его величество король шведский подпишет требуемый договор, — ответил я. — В тот же миг он получит и шпагу, и свободу, и станет волен вернуться в пределы своего королевства когда пожелает.

— А каковы статьи сего договора, могу ли я узнать?

— Я полагал, Шафиров уже выболтал их всему свету, — усмехнулся я. — Ибо продажен, притом, не слишком требователен к суммам.

Англичанин рассмеялся: видимо, я попал в яблочко, и публичные статьи будущего договора, известные Шафирову, давно уже находятся в активе британской политической разведки. Но тогда господин посол изволил спрашивать меня о секретных статьях, известных только Петру, Карлу и немножечко мне.

— Ах, ваше превосходительство, стоит ли безоговорочно доверять сведениям, добытым у столь нетребовательного человека, — Уитворт улыбался так лучезарно, что должен был, казалось, расположить к себе любого. — Если всем известна его…нетребовательность, то наверняка и сведения ему доверены не самые значительные. А осведомлённость монархов — дело тонкое. Моя королева желала бы быть в курсе того, о чём не ведает господин Шафиров, но, быть может, ведаете вы.

«Блин, он предсказуем до изжоги, — разочарованно подумал я. — Сейчас начнёт выяснять, насколько я требователен к подарочкам… Это не политика, это базар. С командором Юлем и полковником Арнштедтом говорить было куда интереснее».

— Если вы о том, насколько я требователен к суммам, то можете не беспокоиться, господин посол, — я поспешил его огорчить, что и проделал не без некоторого удовольствия. — Вам не придётся испрашивать дозволения сделать мне подарок, ибо я их с некоторых пор не принимаю.

— О! — Уитворт неподдельно удивился. — Признаюсь, сие признание для меня весьма неожиданно. Однако позволю себе поинтересоваться: что бы могло вас заинтересовать на самом деле, если речь идёт не о подарке?

— Искупление грехов, господин посол, — теперь я говорил совершенно искренне. — В мои семь десятков лет самое время о том задумываться. И здесь никто, к сожалению, мне не помощник — кроме совести.

— Подобные речи редко услышишь от политика — а ведь вы политик, ваше превосходительство… Так значит, я должен буду огорчить мою королеву неведением относительно отдельных вопросов будущности Карла Шведского?

— Рано или поздно всё тайное становится явным. Наберитесь терпения, господин посол. Вот помру, и не станет для вас особых препятствий. Но пока я жив, смиритесь. Одно я могу сказать вам совершенно определённо: договор между Россией и Швецией — это договор между Россией и Швецией, и третьи стороны в нём не участвуют.

Похоже, я господина посла не только разочаровал, но и малость рассердил. Ничего, пусть потерпит, и правда недолго осталось.

1

Когда на тебя смотрят сразу два человека, с детства привыкших повелевать, тут далеко не каждый сможет «держать марку». И неважно, что один из двоих тобою лично взят в плен. У меня едва-едва хватило выдержки, но выручил пресловутый покерфейс. Всё-таки Мазепа тоже не лыком шит; как ни крути, а объём власти у него немногим меньше, чем у обоих монархов. Только и того, что не шибко родовит. Хотя, что Романовы, что Пфальц-Цвейбрикены тоже не отличаются особой древностью фамилий. Оба в родстве с ранее правившими династиями по женской линии.

— Благодарствую за приглашение, ваше величество, — тем не менее, вежество соблюдать стоит при любых обстоятельствах, и я отвесил изысканный поклон в манере Ивана Степановича. — Чем обязан столь высокой чести?

— Полно тебе, Георгий, — Пётр заговорил по-немецки — чтобы «брат Каролус» тоже был в курсе разговора. — Мы оба знаем, кто ты таков, незачем туману напускать.

— Как вам будет угодно, Пётр Алексеевич.

— Садись, поговорим.

«Карты на стол? — мысленно усмехнулся я, присаживаясь на резной деревянный стул. — Почему бы и нет? Всё-таки за одну команду играем».

Ощущение близости финала заставляло меня быть предельно осторожным. Эти двое тоже не простые ребята — что Пётр Алексеич, что Карлуша — и любую фальшь почуют за километр. Говорить с ними придётся максимально честно. Вот только всё ли следует выкладывать? Тоже интересный вопрос.

Я тот ещё параноик, и даже Петру не особенно верил. Про шведа и говорить нечего.

— Скажи откровенно, Георгий: чего ты хочешь на самом деле, — Пётр Алексеевич взял на себя роль главного в этой ситуации, и надо сказать, был совершенно прав. Условия диктовал сейчас именно он.

— Домой вернуться, — честно ответил я. — Здесь я не по своей воле… хоть и по своей глупости.

— Чем я могу посодействовать?

— Помочь довести эту партию до конца, государь.

— Партию? — процедил Карл, окинув меня гневным взглядом. — Это для вас всего лишь шахматная партия?

— Если б для меня, ваше величество, — вздохнул я. — Сам здесь очутился едва ли не в роли пешки, только чудом Божьим всё обошлось.

— Шахматы — не худшая аналогия, брат мой Каролус, — проговорил Пётр. — Едва сделаны первые ходы, и одному Всевышнему известно, как завершится партия. Оттого, должно быть, и возможных миров великое множество.